Идеология евразийства зародилась в России приблизительно в начале двадцатых годов. С одной стороны, создатели теории не отличались ярой нетерпимостью к коммунистической политике, но и особенной приверженности к большевикам тоже не испытывали, порицая принятую практику. Учение, разработанное в те годы, было направлено на объяснение самого факта наличия Советской страны, столь необычной, чуждой прочей планете как с точки зрения экономики, так и по общественному устройству. Политики, философы, идеологи тех времен поставили перед собой задачу определения места державы на планете и формирования пути, который необходимо пройти.

Общая картина

Период, когда закладывались основы евразийства, отличался ярко выраженной нестабильностью всей планеты. В западных странах царствовала буржуазия, в восточных все еще были колонии. Мыслители того времени пришли к выводу, что все державы буквально обречены. На фундаменте такой идеи было решено, что именно Советский Союз привнесет нашей цивилизации те новые веяния, которые помогут обновить всю цивилизацию. Базовые идеи, которые должны были улучшить жизнь на всей планете, не были социалистическими, коммунистическими, атеистическими, революционными, в то же время сформированы они были реальностью, окружавшей деятелей двадцатых годов прошлого века - советским бытом со всеми его характерными особенностями.

Евразийство России - одновременно и историческая концепция, и и политическая доктрина. Корни ее лежат в славянофильстве, сильное влияние оказали идеи западничества. Надо сказать, впервые тезисы, потом воплощенные в этой теории, озвучены были задолго до становления Советов: еще в начале девятнадцатого столетия Карамзин писал в своих работах, что должно произойти возвышение расположенной меж западом и востоком страны, объединившей в себе черты всех соседей. Свою роль сыграли работы Данилевского, не раз высказывавшегося о враждебности к славянам европейских держав. Считается, что во многом развитие евразийства было предопределено постулатами Леонтьева, работавшего над теорией византизма. Впрочем, самый близкий источник - Ламанский, чьи идеи фактически представляют собой евразийство в наивысшей форме, лишенное внешнего влияния революционных передряг и власти Советов.

Зачем и почему?

Суть евразийства - не только в восстановлении «положенного» России по праву положения, но и новое прочтение исторических фактов, переосмысление уже произошедшего в истории нашей цивилизации. Горячие сторонники этой идеи призывали считать нашу державу вовсе не элементом Европы и даже не новой цивилизацией, развивающейся по стопам романо-германской. Идея заключалась в поиске истоков в Золотой Орде, Византии и других восточных державах, оказавших влияние на формирование нашей культуры. Словом, у всего славяно-европейского есть какие-то восточные начала, которые просто нужно увидеть. В такой логике Россия по умолчанию не может причисляться к Европе, поэтому проводить параллели между развитием нашей страны и, скажем, Франции, невозможно и даже нелепо.

Интерес все сильнее

Основатели евразийства смогли привлечь внимание к своим идеям лучшие умы элиты эмигрантов. Что удивительно, им на это потребовались рекордно короткие сроки. Уже в 1921 удалось издать первую книгу, посвященную идеям этого учения. Официально основателем течения признали Савицкого - географа, выдающегося политика, мыслителя. Под крылом идеи объединились Трубецкой, Карсавин, Франк, Бицилли. Силами сообщества издавалась периодика под наименованием «Евразийская хроника», а также выпустили несколько сборников.

В настоящее время принято говорить о ранних течениях - это самое начало двадцатых годов, и более поздней волне интереса: общественность вернулась к теории евразийства в 1927 г. Поначалу была софийская стадия, а вот более поздний вариант отличался наличием сразу двух направлений: правые и левые. Впрочем, максимальную активность проявляли мыслители именно начального этапа, а к середине десятилетия движение начало постепенно разлагаться. Это было видно и по изменчивости концепций, и по организационной неразберихе. Во многом свою роль сыграли постулаты Флоровского - одного из основателей теории, который со временем принципиально пересмотрел взгляды и оспорил свои же собственные выдвинутые ранее утверждения. Это не могло не сказаться на всем направлении в целом. В тот момент впервые конструкции идеи назвали опрометчивыми, не имеющими подтверждения, основанными в большей степени на эмоциях. Флоровский полностью ушел из движения уже в 1922 г. Несколько дольше идей течения придерживался Трубецкой: по его словам, направление полностью исчерпало себя в 1925 г., после чего лидер покинул свой пост, а его должность занял Карсавин.

Развитие событий

Второй этап политического учения евразийства начался после 1925 г. Именно идеи политики стали самодовлеющими, под влиянием этого учение в целом существенно видоизменилось, превратилось в идеологию. Как бы это ни казалось противоречивым продвигаемым идеям, но центр перебрался в Париж. Именно тут и стали издавать одноименную газету. Первый выпуск был сделан в 1928 г. По мнению многих, в текстах прослеживалось четкое большевистское влияние.

Основная идея газеты, как говорят современные аналитики, была в налаживании добрососедских отношений с Советами. Казалось бы, пользуясь таким инструментом, можно дать другим нациям и державам понять, что представляет собой новая страна на карте мира. В издании давались теоретические обоснования большевистской власти. Как говорят многие, именно в тот момент политическое евразийство погибло окончательно. Идеология разложилась и была обречена на скорое забытье. В 1929 г. Карсавин, Трубецкой полностью отошли от дел и порвали все связи с остатками движения.

Программные постулаты

Таковые преимущественно были сформулированы Трубецким, который очень ответственно подошел к созданию, четкому очерчиванию идей евразийства. Основные элементы:

• создание уникальной культурной концепции;
• критика западной культуры;
• обоснование идеализма, исходя из постулатов православия;
• осмысление геоэтники России;
• утверждение уникальности путей развития Евразии;
• идеократичность государства.

Культурная концепция

Эта идея евразийства основана на общефилософском, историософском базисах. Наши современники описывают теорию в целом как органическую, то есть полноценное философское направление. Из постулатов софистского периода следует, что ключевой ошибкой мыслителей западных европейских держав было предпочтение в пользу индивидуализма. При этом в Европе, как утверждал, в частности, Карсавин, вовсе нет духа общинности. Философия западных держав вращается вокруг индивидуального, уникального «Я», игнорируя сверхиндивидуальный дух, душу народа, страны.

Западное мышление, как следует из концепции евразийства, распознает державу как скопление индивидов, точно так же оценивает и семью, и любые иные формирования в социуме. Евразийство признает ошибкой такую интерпретацию общественных групп, противоречит идее в корне. Как народ, так и иные скопления, сформированные на основании социальных, культурных факторов, представляют собой полноценные организмы. В идеологии евразийства такие принято именовать сверхиндивидуальными.

Так у нас, а сяк - у них

Формулируя концепцию евразийства, Карсавин многое строит на противопоставлении общепринятым европейскими мыслителями тезисам. По большому счету русский философ в принципе отрицает существование индивидуального «Я». Реальность, действительность, которая окружает нас, как следует из теорий Карсавина, просто не может иметь форму индивидуальной личности, сознания. Подобная идея, которой придерживаются индивидуалисты, является в корне своей ошибочной. Личность существует исключительно социальная, а индивидуальная - это одно из ее явлений и не более того.

В то же время современное евразийство не отрицает, что для существования социальной личности необходимо присутствие отдельных индивидуумов, при этом объект этот - воля, сознание, актуализированные через отдельных людей. Фактически у социальной личности нет степени присутствия в реальности, как у отдельных представителей нашего общества. Но в русской философии двадцатых годов этот момент оказался выпавшим из внимания мыслителей.

О социальных личностях

Евразийство в философии - это идея, которая предполагает выделять соцличности всегда, когда возникает некоторая группа людей, объединенных на базе какого-либо фактора: работы, обмена. В таком случае принято говорить о краткой соцличности. Кроме нее существуют также долговечные. К их числу можно отнести человечество в целом, отдельные страны, народности.

Доказывая свои постулаты, Карсавин апеллирует к следующим фактам: для людей свойственны одинаковые логические принципы мышления. Следовательно, можно говорить об абсолютном, непреходящем значении логики, которое выражено в каждом отдельном человеке. Это, в свою очередь, позволяет предположить, что само человечество мыслит именно так, просто выражение это происходит через индивидуализированные формы - отдельных людей. Именно это - евразийство в философии в период своего активного роста и развития.

Велик и многочисленен

Один из основных терминов евразийства - это симфоническая личность. Он предполагает многообразие единого органического целого. Альтернативное понятие - единство множества. В любом случае для такого термина трактовка предполагает, что есть множество, единство, и друг без друга они существовать просто не могут. По мнению придерживающихся евразийства, индивидуум - фикция, вымысел, по крайней мере именно в том понимании, которое общепринято в философских течениях.

Человек в понимании евразийства - это объект, который может несколько специфически выражать сверхиндивидуальную волю. Одновременно с этим он имеет сознание, но также являющееся элементом сверхиндивидуального и просто выражаемое через его возможности и качества. А вот рационный европейский подход, в рамках которого индивидуальность признается как отделимость от прочих и замкнутость в себе, для евразийства - совершенно неприемлемое и некорректное, ложное высказывание.

То есть у нас нет индивидуальной личности?

На самом деле, евразийство - это не теория, которая вовсе лишает человека личности и индивидуальности, как могло бы показаться на первый взгляд. Трактовать постулат нужно следующим образом: личность устанавливается только при соотнесении ее с обществом (классом, народом). Всякое социальное образование - сборная симфоническая личность, которая включена в сложную иерархическую структуру. Чем выше уровень сборности, тем выше и положение в иерархии.

Сборные личности тесно связаны друг с другом, причем процесс этот обусловлен особенностями культуры - инструмента объективации. В то же время процесс культуры реализуем лишь при наличии генетической связи с поколениями, жившими ранее, а также внутри существующих в настоящее время. Когда культуру начинают рассматривать как столь сложное образование, становится очевидно, что есть разные периоды и этапы развития внутри закрытого культурного цикла. Они обособлены от постоянного ряда эволюции.

Православие и философия двадцатых годов

Евразийство - это теория, рожденная в Советском Союзе, но в качестве совершенного культурного процесса становления рассматривавшая именно православную церковь. Считалось, что такая религия - ядро культуры державы, цель и база, которая во многом декларирует саму сущность культуры народа как явления. Православие по сути своей - сборное понятие, церковь, покровительствующая миру и объединяющая под своим крылом всех любовью, верой. Соответственно, вера становится тем самым, что заложено в базу симфонической личностной культуры.

Придерживавшиеся евразийства мыслители считали, что формирование национальной культуры возможно только при наличии к тому религиозных предпосылок. Для конкретно нашей база - православие. Евразийство требовало совершенствовать религию и себя самих, дабы объединиться в божественном царстве. За счет возможностей православия удалось синтезировать несколько течений с отличной идеологией - и не все они включены в рамки единой культуры, но также пребывают вне ее границ. Язычество, как утверждали придерживавшиеся евразийства, также потенциально является православной религией, поскольку язычники Средней Азии, России, перенимая опыт других стран, создали уникальное течение, оптимальную форму верования, сильно отличающуюся от принятой в Европе и родственную проживающим на территории нашей державы. Евразийцы были твердо уверены, что православие нашей страны во многом близко религиям Востока и имеет с ними значительно больше сходного, нежели с европейскими верованиями.

Не все так очевидно

Бердяев в своих изречения указал (и более чем разумно) на очевидное противоречие, которым привлекала внимание идея евразийства: православие, как твердо утверждали последователи философии, являлось центром русской, а вместе с тем - всей евразийской культуры. А в нее, как известно, входит не только православие, но и буддизм, мусульманство, язычество и другие направления.

Отрицать его было просто невозможно, поэтому последователи евразийства назвали православие единственной подлинной религиозной ветвью вселенского масштаба, непогрешимой, истинной. Все, что выходило за пределы, по их мнению, было язычеством, расколом, ересью. В то же время внимание обращали на то, что принятая религия от иноверцев не отворачивается, хотя и стремится к становлению нашего мира как православного по своей сути.

Одной из серьезных проблем, как утверждали последователи евразийства, было обилие так называемой христианской ереси, то есть людей, вполне сознательно стремящихся к расколу. Это и латинство, и просвещение. Евразийство сюда же причисляло коммунизм, либерализм.

История России и евразийство

Основная идея рассматриваемого учения заключалась в представлении нашей державы как срединного материка, равного Азии, Европе по своей значимости и являющегося частью Старого Света. Такое утверждение требовало понимать Россию как совершенно особенную страну, занимающую уникальное положение в истории цивилизации, а значит, государство призвано было сыграть свою роль для всего мира.

Исключительность России не была новинкой к моменту, когда на сцену вышли приверженцы евразийства. Славянофилы девятнадцатого столетия также активно продвигали такие утверждения. Впрочем, евразийцы, хотя и не оспаривали справедливость всех без исключения утверждений предшественников, со многими все же конфликтовали. Для последователей евразийства было важно отделиться от славянофилов, и для этого в первую очередь внимание акцентировали на следующем заявлении: русские - это не только лишь славяне, недопустимо так ограничивать национальность.

Славянство и евразийство

Савицкий, один из главных авторов тезисов, связанных с национальным определением, обращал внимание, что славянство - слишком слабый, недостаточного показательный термин, поэтому он просто не позволяет осознать все своеобразие культурного богатства России. Чехи, поляки - это для которой Россия - это еще и византизм. В то же время Россия - это европейские элементы, азиатские, азийские.

Нельзя отрицать, что во многом современная национальность сформировалась под влиянием финно-угорских племен, тюрков, которые проживали поблизости от восточных славян долгие времена. Наличие составляющих, обусловленных таким соседством, - одна из самых сильных особенностей культуры России, сложившейся в настоящий момент. Национальный субстрат державы сформирован совокупностью проживающих в границах страны народностей. Евразийская нация, как отмечается приверженцами евразийства, объединена и местом развития, и самопознанием. Подобные постулаты позволили успешно отгородиться от западников, славянофилов, придав своему учению индивидуальность, уникальность.

Истоки евразийства

Евразийская идея родилась в среде русских интеллектуалов в 1920-1921 гг. Ее основатели не испытывали подобно Н. Бердяеву нетерпимости к русскому коммунизму, но и не принимали революционную практику большевиков. Их учение призвано было объяснить существование Советской России – страны, чуждой экономически и политически остальному миру, – определить ее место и ее путь.

В годы, когда формировалась евразийская идея, и буржуазный Запад, и колониальный Восток казались нестабильными и исторически обреченными. Поэтому евразийцы полагали, что именно в СССР есть те начала, которые обновят мир. Эти начала они не связывали ни с социализмом и коммунизмом, ни с революционным насилием и атеизмом. Но очевидно, что идеи и мировоззрение евразийцев были порождением советской действительности 20-30-х годов.

Евразийство возникло и развивалось одновременно и как своеобразная политическая доктрина, и как определенная историофилософская концепция, уходящая корнями в русское славянофильство и западничество. Еще Н.М. Карамзин писал в "Записке о древней и новой России" (1811 г.), что Россия "возвысив главу свою между азиатскими и европейскими царствами, представляла черты сих обеих частей мира..." В этой фразе – едва ли не полный набор евразийских понятий. Косвенное отношение к евразийской идее имеют Н. Данилевский с мыслями о враждебной Европе славянской цивилизации и К. Леонтьев с понятиями византизма. Прямым же и непосредственным предшественником евразийской историософии был известный славист Ламанский, чьи работы прошлого века – чистое евразийство, свободное от переживаний революции и Советской власти.

Важной составляющей евразийства является попытка переосмысления прошлого и настоящего России, "новое прочтение" русской истории.

Для подлинных евразийцев Россия есть не часть европейской цивилизации, не часть Европы, и не новая славянская цивилизация, идущая вслед романо-германской. Она – симбиоз ордынских, византийских, еще каких-то "восточных" начал и чего-то славяно-европейского. Россия, заведомо "не Европа" и ее историю нелепо сопоставлять с историей Франции или Испании.

Это направление за короткое время объединило выдающихся представителей российской эмигрантской элиты. Евразийские идеи впервые были обнародованы в сборнике "Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев", изданном в Софии в 1921 г. Реальным основателем нового течения стал географ и политический мыслитель П.Н. Савицкий. К евразийцам принадлежали также князь Н.С. Трубецкой, философ Л.П. Карсавин. Некоторое время евразийство принимали С.Л. Франк и П.М. Бицилли. Сторонники евразийства опубликовали несколько сборников и периодически издавали "Евразийскую хронику".

Обычно различают раннее евразийство – софийская стадия, – и позднее, датируемое 1927-1928 гг. Позднее евразийство разделилось на правое и левое течения. Особенно активны были евразийцы в начале 20-х годов. Но уже к середине 20-х началось концептуальное и организационное разложение движения. Во многом этому способствовало то, что его идеи были оспорены и пересмотрены одним из основателей – Г.В. Флоровским. Он признал евразийские конструкции опрометчивыми, голословными, основанными зачастую просто на эмоциях, и фактически отошел от движения в 1922 г. Трубецкой держался дольше: он констатировал, что евразийство исчезло в 1925 г. Пост идейного вождя занял Л. Карсавин.

На втором этапе, после 1925 г., политические идеи стали приобретать самодовлеющий характер, учение переросло в идеологию. Центр евразийства переместился в Париж, где с 1928 г. начался выпуск газеты "Евразия", в которой явно прослеживается влияние большевиков. Именно с этой газеты, которая призывала наладить контакты со страной Советов, теоретически обосновывая необходимость власти большевиков, и началось разложение и гибель евразийства. В 1929 г. и Карсавин, и Трубецкой окончательно порвали с евразийством.

Программа евразийства

В идеологии евразийства князь П. Трубецкой выделял несколь­ко составляющих:

1) критика западной и выработка собственной концепции культуры;

2) обоснование идеалов на началах православной веры;

3) осмысление геоэтнического положения России и утверждение ее особых путей развития как Евразии;

4) учение об идеократическом государстве.

Концепция культуры. Установки евразийства, его ценности и идеалы базировались как на общефилософском, так и на определенном историософском основании. Евразийство можно охарактеризовать как разновидность "целостного" "органического" направления в философии. Так, согласно Л. Карсавину, главная ошибка в господствующей западно-европейской философии состояла в том, что в ней процветает индивидуализм и отсутствует "дух" общинности. Западная философия сосредоточилась на индивидуальном "Я", но зато упустила из виду существование сверхиндивидуального духа, души народа и государства. Господствующее на Западе мышление, которое усматривает в государстве, семье, в социальной группе только "сумму", "скопление" отдельных индивидов, по мнению Карсавина, в корне неверно. Народ и прочие культурносоциальные структуры суть сами организмы, хотя и "сверхиндивиду­альные организмы" .

Индивидуализму Карсавин противопоставляет тезис, согласно которому индивидуального "Я", строго говоря, вовсе не существует. Оно есть индивидуализация "многоединства" двух, трех или многих людей, или даже всего человечества. "Действительная реальность не существует в форме индивидуального сознания, индивидуальной личности, как думают индивидуалисты, но есть личность социальная. Индивидуальная личность есть ни что иное, как момент явления, индивидуация социальной личности" . Социальная личность не существует независимо от отдельных индивидов, она существует в себе как "чистая потенция", и ее сознание и воля актуализируются только через отдельных индивидуумов. Из этого следует, что "социальная личность" не имеет той же степени реальности как отдельные индивиды – следствие, которого русский философ не видит. Всякая человеческая группа, соединенная общей работой или посредством обмена, является социальной личностью. Кроме таких кратких социальных личностей имеются очень долговечные – народ, государство, человечество. "Все люди мыслят по одинаковым законам логики, которые обладают непреходящим, абсолютным значением, потому что в каждом человеке, индивидуализируясь, мыслит само человечество" . Карсавин считает, что его теория связывает универсализм с индивидуализмом. Евразийские манифесты, используя эту идею, часто говорят о "симфонической личности", о "культурсубъекте".

Православные идеалы

Понятие "симфоническая личность" одно из ключевых для понимания евразийства. Оно означает органическое единство многообразия или такое единство множества, когда единство и множество отдельно друг от друга не существуют. "Индивидуум в том виде, как его обычно себе представляют, – просто не существует и является вымыслом или фикцией. Человек "индивидуален" вовсе не потому, что он отделим и отделен от других и целого и замкнут в себе, но потому, что он по-своему, по-особенному, специфически выражает и осуществляет целое, то есть высшее сверхиндивидуальное сознание и высшую сверхиндивидуальную волю" . Здесь очевидны отзвуки принципа соборности, то есть рассмотрения религиозной общины как живого целого.

Это не означает, что отрицается индивидуальность личности, но это означает, что индивид становится личностью в соотнесенности с целым – классом, сословием, семьей, народом, человечеством. Каждое из этих образований есть, по сути, симфоническая соборная личность, и в этом смысле имеет место определенная иерархия личностей – с точки зрения меры их соборности. Взаимосвязь между личностями различной степени соборности осуществляется в культуре, которая выступает объективацией симфонической личности. Но культурный процесс возможен только в генетической связи с предшествующими поколениями и одновременно с существующими. В качестве такого сложного образования культура переживает определенные стадии своего развития, но не в рамках непрерывного эволюционного ряда, а в круге законченного (закрытого) культурного цикла.

Своего совершенства процесс становления культуры достигает в Церкви. Поэтому можно сказать, что православная церковь является и ядром русской культуры, и ее целью, и определяет ее существо. Суть православия фиксируется понятием соборности, "вселенскости", то есть единения всех и покровительства церкви над всем миром, единения всех в вере и любви. И потому основа культуры как симфонической личности совпадает с понятием веры. Вера есть духовный символ, который религиозно окрашивает культуру. Евразийцы были убеждены, что рождение всякой национальной культуры происходит на религиозной почве. Такой почвой для евразийцев стало православие. Оно призвано совершенствовать себя и через себя весь мир с целью единения всех в царстве божием. Оба эти основания, соединяясь, и образуют базис культуры. Православие позволяет синтезировать различные идеологические течения – как входящие в рамки данной культуры, так и пребывающие за ее пределами. В этой связи язычество можно рассматривать как "потенциальное православие", поскольку в ходе освоения опыта мировых религий русское и среднеазиатское язычество создают формы веры, более близкие и родственные, чем, например, православие и европейское христианство. Не случайно, евразийцы всегда настаивали на близости православия восточным религиям.

В этой идее евразийцев таилось противоречие, подмеченное Н. Бердяевым. Православие провозглашалось евразийцами средоточием не только русской, но и всей евразийской культуры. Но последняя состояла (наряду с православной) из мощных анклавов буддистской, мусульманской, языческой и других культур. Столкнувшись с этим эмпирическим фактом евразийцы вынуждены были объявить православие подлинной вселенской религией, истинным и непогрешимым выражением христианства. "Вне его все – или язычество, или ересь, или раскол". Это не следует понимать в том смысле, что православие отворачивается от иноверцев. Оно только хочет, чтобы "весь мир сам из себя стал православным".

Серьезное препятствие на этом пути к Вселенской Церкви евразийцы видели в различных видах христианской ереси, сознательно идущих на раскол. К ереси такого рода в первую очередь относится "латинство" и как прямое его порождение "просвещение", "либерализм" и "коммунизм".

Философское осмысление мировой истории

Евразийская концепция культуры легла в основу разработки философии истории. Во многом она имеет сходство с концепцией культуры и истории О. Шпенглера. Евразийцы не разделяли гегелевскую, а затем и марксистскую теорию линейного прогресса и существующее в рамках этих концепций атомистическое понимание общества, народа, государства как простой суммы индивидов. "...не может быть и нет общего восходящего движения, нет неуклонного общего совершенствования: та или иная культурная среда и ряд их, совершенствуясь в одном и с одной точки зрения – нередко упадает в другом и с другой точки зрения" . Для евразийцев история представляет собою осуществление контактов между различными культурными кругами, вследствие которых и происходит становление новых народов и общемировых ценностей. П. Савицкий, например, видит сущность евразийской доктрины в "отрицании "абсолютности" новейшей "европейской" культуры, ее качества быть "завершением" всего доселе протекавшего процесса культурной эволюции мира". Он исходит из относительности многих, в особенности "идеологических" (то есть духовных) и нравственных достижений и установок европейского сознания. Савицкий отмечал, что если европеец называет какое-либо общество, народ или образ жизни "отсталыми", он делает это не на основании неких критериев, которых не существует, но только потому, что они – другие, нежели его собственное общество, народ или образ жизни. Если превосходство Западной Европы в некоторых отраслях новейшей науки и техники можно доказать объективно, то такое доказательство в области "идеологии" и нравственности было бы просто невозможно. Напротив, в области духовно-нравствен­ной Запад мог быть побежден иными, якобы дикими и отсталыми народами. При этом требуется правильная оценка и субординация культурных достижений народов, возможная только при помощи "расчлененного по отраслям рассмотрения культуры". Разумеется, древние жители острова Пасхи были отсталыми, по сравнению с сегодняшними англичанами в области эмпирического знания, пишет Савицкий, но едва ли в области скульптуры. Во многих отношениях Московская Русь представляется более отсталой, чем Западная Европа, однако в области "художественного строительства" она была более развитой, чем большинство западноевропейских стран того периода. В познании природы иной дикарь превосходит европейских ученых-натуралистов. Иными словами: "Евразийская концепция знаменует собою решительный отказ от культурно-исторического "европоцентризма"; отказ, проистекающий не из каких-либо эмоциональных переживаний, но из определенных научных и философских предпосылок... Одна из последних есть отрицанье универсалистского восприятия культуры, которое господствует в новейших "европейских понятиях..." .

Такова общая основа того философского понимания истории, ее своеобразия и смысла, которое выражали евразийцы. В рамках этого подхода рассматривается и истории России.

Вопросы истории России

Главный тезис евразийства выражался в следующем: " Россия есть Евразия, третий срединный материк, наряду с Европой и Азией, на континенте Старого Света". Тезис сразу определял особое место России в человеческой истории и особую миссию российского государства.

Идею исключительности России развивали и славянофилы в ХIХ в. Евразийцы, признавая их своими идейными предшественниками, во многом, однако, отмежевывались от них. Так, евразийцы считали, что русская национальность не может быть сведена к славянскому этносу. Понятие "славянства", по мнению Савицкого, малопоказательно для понимания культурного своеобразия России, поскольку, например, поляки и чехи принадлежат к западной культуре. Русскую культуру определяет не только славянство, но и византизм. В облик России впаяны как европейские, так и "азиатско-азийские элементы". В ее образовании огромную роль сыграли тюркские и угоро-финские племена, населявшие единое с восточными славянами место (беломоро-кавказскую, западно-сибирскую и туркестанскую равнины) и постоянно взаимодействующие с ними. Как раз наличие всех этих народов и их культур составляет сильную сторону русской культуры, делает ее непохожей ни на Восток, ни на Запад. Национальным субстратом русского государства является вся совокупность населяющих его народов, представляющих собой единую многонародную нацию. Эту нацию, называемую евразийской, объединяет не только общее "месторазви­тие", но и общеевразийское национальное самосознание. С этих позиций евразийцы отмежевывались и от славянофилов, и от западников.

Показательна критика, которой подвергает князь Н.С. Тру­бецкой и тех, и других. С его точки зрения славянофилы (или как он их называет "реакционеры") стремились к могущественному, сравнимому с Европой государству – даже ценой отказа от просветительских и гуманистических европейских традиций. "Прогрес­систы" (западники), наоборот, стремились к реализации западноевропейских ценностей (демократии и социализма), даже если при этом придется отказаться от русской государственности). Каждое из этих течений хорошо видело слабости другого. Так, "реакци­онеры" справедливо указывали, что требуемое "прогрессистами" освобождение темной народной массы в конечном счете приведет к крушению "европеизации". С другой стороны, "прогрессисты" резонно замечали, что место и роль великой державы для России невозможны без глубокой духовной европеизации страны. Но ни те, ни другие не могли разглядеть собственную внутреннюю несостоятельность. Оба были во власти Европы: "реакционеры" понимали Европу как "силу" и "власть", а "прогрессисты" – как "гуманную цивилизацию", но и те, и другие ее при этом обожествляли. Обе эти идеи были продуктом петровских реформ и соответственно реакцией на них. Царь проводил свои реформы искусственным образом, насильственно, не заботясь об отношении к ним народа, поэтому обе эти идеи оказались народу чуждыми.

Новая критическая оценка совершенной Петром Великим "ев­ропеизации" России составляет основной пафос "евразийской идеи". "Провозглашая своим лозунгом национальную русскую культуру, евразийство идейно отталкивается от всего послепетровского санкт-петербургского, императорско-обер-прокурорского пе­риода русской истории" .

Категорически отвергая западничество и славянофильство евразийцы постоянно подчеркивали свою серединную позицию. "Культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание из элементов той и других... Ее надо противопоставить культурам Европы и Азии как серединную евразийскую культуру" .

Таким образом, географические факторы стали в концепции евразийства ведущими. Они определили исторический путь России и ее особенности: она не имеет естественных границ и испытывает постоянное культурное давление как с Востока, так и с Запада. По мнению Н.С. Трубецкого, Евразия, этот суперконтинент просто обречен на условия более низкого уровня жизни по сравнению с другими регионами. В России слишком велики транспортные издержки, поэтому промышленность вынуждена будет ориентироваться на внутренний, а не на внешний рынок. Кроме того, из-за перепада в уровне жизни всегда будет тенденция к оттоку наиболее творчески активных членов общества. И чтобы удержать их, необходимо создать им среднеевропейские условия жизни, а значит, создать чрезмерно-напряженную социальную структуру. В этих условиях Россия сможет выжить лишь постоянно осваивая океан, как более дешевый путь перевозок, обустраивая свои границы и порты, даже ценой интересов отдельных социальных групп.

Решению этих задач способствует на первых порах крепость православной веры и культурное единство народа в рамках сильно централизованного государства. Как писал Трубецкой "нацио­нальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской империей, а теперь называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих Евразию, рассматриваемая как особая многогранная нация". По-настоящему Россия никогда не принадлежала Западу, в ее истории есть исключительные периоды доказывающие ее причастность к восточным, туранским влияниям. Евразийцы акцентировали внимание на роли "ази­атского элемента" в судьбах России и ее культурно-историческом развитии – "степной стихии", дающей мироощущение "континента-океана".

В рамках исследований евразийцев, посвященных истории России, сложилась весьма популярная концепция монголофильства. Суть ее состоит в следующем.

1) Господство татар было в русской истории не отрицательным, а положительным фактором. Монголо-татары не только не разрушали форм русской жизни, но и дополняли их, дав России школу администрации, финансовую систему, организацию почты и т.д.

2) Татаро-монгольский (туранский) элемент вошел в русский этнос настолько, что считать нас славянами нельзя. "Мы не славяне и не туранцы, а особый этнический тип" .

3) Монголо-татары оказали огромное влияние на тип русской державы и русское государственное сознание. "Татарщина не замутила чистоты национального творчества. Велико счастье Руси, – писал П.Н. Савицкий, что в момент, когда она в силу своего внутреннего разложения, должна была пасть, она досталась татарам, а не кому-либо другому". Татары объединили распадавшееся государство в огромную централизованную империю и сохранили тем самым русский этнос.

Разделяя эту позицию Н.С. Трубецкой считал, что основателями русского государства были не киевские князья, а московские цари, ставшие воспреемниками монгольских ханов.

4) Туранское наследство должно определять и современную стратегию и политику России – выбор целей, союзников и т.д.

Монголофильская концепция евразийства не выдерживает серьезной критики. Во-первых, провозглашая принцип срединности русской культуры, она, тем не менее, приемлет "свет с Востока" и агрессивно настроена по отношению к Западу. В своем преклонении перед азиатским, татаро-монгольским началом евразийцы противоречат историческим фактам, обобщенным и осмысленным русскими историками, С.М. Соловьевым и В.О. Ключевским в первую очередь. Согласно их исследованиям, не подлежит сомнению, что российская цивилизация имеет европейский культурно-истори­ческий генотип, обусловленный общностью христианской культуры, экономическими, политическими и культурными связями с Западом. Евразийцы пытались осветить историю России игнорируя многие существенные факторы создания этой великой державы. Как писал С.Соловьев, российская империя создавалась в ходе колонизации бескрайних евразийских пространств. Этот процесс начался в XV и закончился к началу ХХ в. На протяжении веков Россия несла на Восток и на Юг основы европейской христианской цивилизации народам Поволжья, Закавказья, Средней Азии, которые уже были наследниками великих древних культур. В результате огромное цивилизованное пространство европеизировалось. Многие населявшие Россию племена соприкоснулись не только с иной культурой, но и сформировали национальное самосознание на европейский лад.

Колониальная политика России сопровождалась военными, политическими, культурными конфликтами, как это было при создании любых других империй, например, Британской или Испанской. Но приобретение чужих территорий происходило не вдали от метрополии, не за морями, а рядом. Граница между Россией и примыкающими к ней территориями оставалась открытой. Открытая сухопутная граница создавала совершенно иные модели отношений между метрополией и колониями, чем те, которые возникали, когда колонии находились за морем. Это обстоятельство было верно подмечено евразийцами, но не получило должного понимания.

Наличие открытой границы на юге и на востоке позволило существенно взаимообогатить культуры, но из этого обстоятельства вовсе не следует, что был какой-то особый путь развития России, что российская история принципиально отличается от западноевропейской. Когда евразийцы писали о византийских и ордынских традициях русского народа, то они мало считались с историческими реалиями. Входя в соприкосновение с историческими фактами евразийство становится очень уязвимой концепцией при всей своей внутренней непротиворечивости. Факты свидетельствуют о том, что те периоды и структуры, которые евразийцы считают неуязвимыми в своих концепциях на деле были склонны к катастрофам – Московское царство, режимы Николая I и Николая II и т.д. Легенда евразийцев о гармонии народов в царской России может быть опровергнута при добросовестном исследовании экономики и политики того времени.

Идеократическое государство

Учение о государстве является одним из важнейших в концепции евразийства. В его разработке принимали самое активное участие Л.П. Карсавин и Н.Н. Алексеев.

Образование СССР было воспринято евразийцами как закат культурного и политического лидерства Запада. Наступает иная эпоха, в которой лидерство перейдет к Евразии. "Евразия – Россия – узел и начало новой мировой культуры..." – утверждала одна из деклараций движения. Запад исчерпал свой духовный потенциал, Россия же, вопреки революционной катастрофе объявлялась обновленной и жаждущей сбросить западное иго. Для того, чтобы успешно решить возложенные на него задачи, государство должно обладать сильной властью, сохраняющей в то же время связь с народом и представляющей его идеалы. Евразийцы характеризуют ее как "демотический правящий слой", формируемый путем "отбора" из народа и потому способный выражать его подлинные интересы и идеалы. Демотичность, или народность власти определяется органической связью между массой народа и правящим слоем, который образуют властные структуры, с примыкающей к нему интеллигенцией. Демотическая власть принципиально отличается от европейской демократии, основанной на формальном большинстве голосов, поданных за какого-либо представителя власти, чья связь с народом в большинстве случаев на этом и заканчивается. Никакое статически-формальное большинство, считают евразийцы, не может выразить народный дух, объединяющий помыслы современного поколения, реализованные и нереализованные деяния предков, надежды и возможности поколений будущих. Выразить и защитить их интересы может только "правящий слой", связанный единой с народом идеологией. Государство этого типа и определяется как идеологическое или, в терминологии евразийцев, идеократическое. В нем "единая культурно-государственная идеология правящего слоя так связана с единством и силою государства, что ее нет без них, а их нет без нее" . В государстве такого типа нет объективных условий для многопартийности. Партии в европейском смысле этого слова в них просто не могут появиться.

Появившийся из глубин народа, правящий слой в целях выполнения властных функций неизбежно должен противопоставить себя "народным массам", ибо они, оставаясь массами, сохраняют способность к стихийным действиям. Задача правящего класса состоит в согласовании рассогласованных действий. Выполнение этой функции требует от правящего слоя единства и безоговорочной координации усилий. На это и направлен особый тип "отбо­ра". Основным признаком, которым при этом типе отбора объединяются члены правящего слоя, является общность мировоззрения, идеологии. Носителем идеологии является партия. Российская компартия, как считали евразийцы как нельзя лучше подходит к условиям России-Евразии.

Действуя в очень сложной социальной и политической обстановке идеократическое государство должно быть сильным и даже деспотичным. Здесь не место сентиментальным рассуждениям о свободе, способным лишь породить анархию. Сфера государства есть сфера силы и принуждения. Евразийцы уверены, что чем здоровее культура и народ, тем большей властью и жестокостью характеризуется его государство. Государство должно иметь право не только защищать, но и выступать в роли верховного хозяина. В такой роли оно должно управлять, планировать, координировать, давать задания своим субъектам во всех сферах хозяйственной жизни.

Как можно заметить, евразийское учение о государственном устройстве опирается на превращенный опыт государственного и партийного строительства СССР. Евразийцы открыли для себя в большевистской партии "испорченный" идеей коммунизма прообраз идеократической партии нового типа, а в Советах – представительный орган власти, способный ввести в русло стихийные устремления масс в заданное правящим слоем русло.

Отношение евразийцев к коммунистическим идеям было весьма противоречивым. С одной стороны, они восприняли большевизм как логическое следствие ошибочной "европеизации" России. Негативно относясь к коммунистической идеологии евразийцы при этом различали коммунистов и большевиков. Большевики, по мнению евразийцев, опасны, пока они коммунисты, пока они не отказались от коммунистической идеологии. В этом ряду коммунизм рассматривается как лжерелигия, вера, выросшая из Просвещения, материалистического созерцания, позитивизма и атеизма. "Комму­низм верит в опровергнутый наукою материализм, верит в необходимость прогресса и своего торжества, верит в гипотезу классового строения общества и миссию пролетариата. Он – вера, ибо одушевляет своих сторонников религиозным пафосом и создает свои священные книги, которые, по его мнению, подлежат только истолкованию, но не критике..." . Коммунизм не только ложная, но и вредоносная вера, ибо свои еретические идеалы он утверждает путем жесткого принуждения.

Монополию "ложной" идеологии евразийцы стремятся преодолеть идеологией другой, наделенной ими авторитетом подлинной и непреложной – православием, противопоставив ее всем другим. Тем самым на православие возлагалась не свойственная религии политическая функция, которая в европейской традиции является прерогативой государства. Но евразийцы делают это намеренно. Стоит заменить коммунистическую идею на евразийско-православную и соответственно обновить правящий строй, как опасность коммунистической идеологии будет устранена. В частности, вредность коммунистической идеологии Трубецкой усматривает в том, что единство нации она основывает на пролетарском интернационализме, переходящем в классовую ненависть. В результате, чтобы оправдать свое существование, центральным властям приходится искусственно раздувать опасность, угрожающую пролетариату, создавать "врага народа". Но даже Трубецкой не мог предвидеть, какой размах примет угаданное им направление политики. Кроме того, коммунистическая идеология строится, как пишет П. Савицкий, на "воинствующей экономике". Исторический материализм является совершеннейшим выражением этого "эконо­мизма". А захват коммунистами власти есть триумф исторического материализма, который стал государственной идеологией.

С другой стороны, появление большевизма рассматривается евразийцами как бунт против западно-европейской культуры. Большевики разрушили старые русские государственные, общественные и культурные структуры, которые возникли в результате искусственных и вредных петровских реформ. Вследствие этого существовали некоторые точки соприкосновения большевизма и евразийства: "Евразийство сходится с большевизмом в отвержении не только тех или иных политических форм, но всей той культуры, которая существовала в России непосредственно до революции и продолжает существовать в странах романо-германского Запада и в требовании коренной перестройки всей этой культуры" .

Но это сходство только внешнее и формальное. Большевики называли культуру, которую они должны были упразднить, буржуазной. Для евразийцев она – "романо-германская". Как альтернативу ей большевики рекомендовали пролетарскую, а евразийцы – "национальную", "евразийскую" культуру. Разница заключается таким образом в понимании культуротворческих факторов. Для большевиков таким фактором был класс, для евразийцев – нация, группа наций. Согласно Трубецкому, марксистское понимание культуры различает только социальный антагонизм там, где для евразийцев существуют определенные ступени той же самой национальной культуры.

Борьба против "романо-германской" культуры и против мирового колониализма (который есть, по сути, культурное превосходство одной нации над другой") на определенном этапе были очень симпатичны евразийцам в политике большевиков.

Н. Трубецкой обвиняет Запад в попытке колонизировать Россию и в этом ключе одобряет большевизм как силу, способную отстоять национальную самобытность страны. Свержение Советской власти иностранными войсками означало бы порабощение России. Этим путем русские патриоты пойти не могут.

Оценка Трубецким большевистской борьбы против колониализма интересна как одно из возможных объяснений отношения Советской элиты к колониальной проблеме. Очевидно, что для большевиков поддержка борьбы колониальных народов часто была тактическим средством для раскола некоммунистического мира. Но в то же время практика большевизма часто истолковывалась как "модернизация" или "европеизация" азиатских и полуазиатских обществ. Сами коммунисты отвергали этот термин, поскольку он "стирал" классовые различия. Вместе с тем, проекты индустриализации и коллективизации, казалось бы, подтверждали подобное толкование. Но на самом деле о европеизации речь не могла идти. Европеизация означала прежде всего укрепление частной собственности и демократии. Большевизм принес коллективизм и деспотизм.

Но даже при том, что евразийцы видели многие пороки коммунистической идеологии и власти, сохранение коммунистического режима казалось им меньшим злом по сравнению с политической зависимостью страны от Запада.

Эти опасные мотивы евразийской доктрины не остались скрытыми для современников. Г.Ф. Флоровский, одно время принадлежавший к евразийцам, констатировал, что его единомышленники оказались в плену у революционной идеи: "В каком-то смысле евразийцев зачаровали "новые русские люди", ражие, мускулистые молодцы в кожаных куртках, с душой авантюристов, с той бесшабашной удалью и вольностью, которые вызревали в оргии войны, мятежа и расправы" .

Заключение. Евразийство возникло в атмосфере катастрофического мироощущения и кризиса, охватившего русскую интеллигенцию после революции 1917 г. Этот психологический момент объясняет очень многое в современном интересе к евразийской теме в части освещения исторических и политических проблем.

На сегодняшний день евразийство является одной из самых популярных концепций российской истории. Она подвергает ревизии ориентацию общественного сознания на Запад как на образец политической, экономической, культурной жизни. Она указывает русскому народу на его самобытность. Психологически евразийство смягчает чувство утраты и разочарования, возникшее в ходе распада бывшей великой империи Россия, а затем СССР, поскольку внушает надежду на возрождение великого государства. Но на самом же деле, в нынешней ситуации евразийство является попыткой осмыслить связи России с восточными и западными культурами и выдвинуть своеобразную версию ее исторического пути.

Евразийство – общественно-политическое учение, возникшее в 20-30-е годы ХХ века. Основные идеи евразийства получили распространение во многих изданиях, велась активная деятельность по пропаганде взглядов – создавались кружки, проводились семинары, вели активную лекционную деятельность. В центре философии евразийцев идея о самобытности России, как особой страны, органически соединившей в себе элементы Востока и Запада. Идея историко-географического синтеза явилась вкладом евразийцев в российское обществоведение. В евразийстве выделяют два направления: анализ истории Евразии как попыток создания общеевразийского государства; русской истории на территории Евразии как процесса постепенного овладения и освоения территории. В конце 20-х годов произошел раскол в движении. С середины 30-х годов Евразийство как организованное движение прекратило существование.

Николай Сергеевич Трубецкой – один из основоположников евразийства. Занимался исследованием языков и культур славянства, угро-финских и кавказских народов. Одним из первых он применил тройственный подход к сравнительному изучению языков и культур: историко-генетический, реально-исторический и типологический. Впервые сформулировал понятие «языкового союза», которое характеризовало языки, распространенные в одной географической и культурно-исторической области и имеющих ряд общих черт. Соотношение культур основано на тех же принципах, что и отношение языков и культуры соседних народов имеют ряд сходных черт. Следовательно, среди таких культур возникают культурно-исторические зоны, границы которых взаимно перекрещиваются, а это влечет за собой образование культур смешанного или переходного типа. Он пришел к выводу о существовании закона многообразия национальных культур. Он отклонял оценку народов и культур по степеням совершенства и выдвигал принцип их равноценности и качественной несоизмеримости. Одновременно он защищал идею «истинного национализма», который оценивал все явления исходя из интересов развития собственной культуры, вместе с тем признает за каждым народом право выражать свою индивидуальность.

Трубецкой в конце 20-х годов ХХ века после раскола евразийского движения вышел из организации и отошел от политики. Занимался научной и педагогической деятельностью.

Петр Николаевич Савицкий – основатель и глава движения евразийства. Занимался в основном разработкой географических и экономических основ евразийства. Рассматривая понятие «Евразия» Савицкий придавал значение не только географическое, а также и культурно-историческое. Он связывал особенности социокультурного развития с географическими пространственными условиями. Географическое единство России – Евразии рассматривалось как основа экономической, культурной, политической жизни проживающих на этом пространстве народов и получило название «месторазвитие». Основной идеей являлось положение о необходимости синтетического подхода к изучению русской истории. Вместе с приданием особой системообразующей важности географическому фактору, предполагал возможность доказательства всестороннего единства российско-евразийского мира.

Своеобразием отличалась предложенная им система о перемещении культурных центров, в ходе исторического развития, в области с все более холодным климатом. Им была предложена экономическая идея о «государственно-частной» системе, в которой частная инициатива существует наряду с государственным плановым регулированием. Будущая экономика России, с учетом природных особенностей Евразии, будет ориентирована на внутреннее разделение труда. Это приведет к превращению ее в слитное и независимое «материковое хозяйство»

Петр Петрович Сувчинский – активный участник евразийства. Сувчинский занимался изучением философии русской истории, в центре которой находилось понятие религиозной культуры. Рассматривая историческое явление, он выделял в нем две стороны: внешнюю, предсказуемую и управляемую, постигаемую обычными логическими средствами, то есть сферу фактов; внутреннюю, духовно-психическую – стихийную и иррациональную сферу религиозной культуры.

Говоря о методологии, Сувчинский на центральное место выдвигал задачу установления структуры исторического явления, его «центра» и «периферии». Он обозначал русское миросозерцание «концентрическим», и вся проблематика сосредоточена вокруг темы о цели жизни.

Н. Данилевский, В. Ключевский, Н. Трубецкой и П. Савицкий -- это лишь малый ряд авторов, работавших над развитием этой концепции. Но так как евразийство (как научная концепция) является лишь частью более широкого исследовательского подхода -- цивилизационного, -- то этот ряд может быть расширен, в том числе и нашими современниками.

Среди современников особо следует отметить Л. Гумилёва, исследовавшего процессы этногенеза с опорой на концепцию евразийства.

Основными общими положениями евразийской концепции можно назвать следующие: во-первых, существование культурно-исторических типов, во-вторых, влияние природно-географических факторов на местную историю (гипотеза «месторазвития»), и, в-третьих, специфическое определение прогресса.

Евразийцы - это представители нового начала в мышлении и жизни, это группа деятелей, работающих на основе нового отношения к коренным, определяющим жизнь вопросам, отношения, вытекающего из всего, что пережито за последнее десятилетие над радикальным преобразованием господствовавших доселе мировоззрения и жизненного строя. В то же время евразийцы дают новое географическое и историческое понимание России и всего того мира, который они именуют российским, или «евразийским».

Имя их - «географического» происхождения. Дело в том, что в основном массиве земель Старого Света, где прежняя география различала два материка - «Европу» и «Азию» - они стали различать третий, срединный материк «Евразию», и от последнего обозначения получили свое имя.

Необходимость различать в основном массиве земель Старого Света не два, как делалось доселе, но три материка - не есть какое-либо «открытие» евразийцев; оно вытекает из взглядов, ранее высказывавшихся географами, в особенности русскими (например, проф. В.И. Ламанским в работе 1892 г.). Евразийцы обострили формулировку, и вновь «увиденному» материку нарекли имя, ранее прилагавшееся иногда ко всему основному массиву земель Старого Света, к старым «Европе» и «Азии» в их совокупности.

Россия занимает основное пространство земель «Евразии». Тот вывод, что земли ее не распадаются между двумя материками, но оставляют скорее некоторый третий и самостоятельный материк, имеет не только географическое значение. Поскольку мы приписываем понятиям «Европы» и «Азии» также некоторое культурно-историческое содержание, мыслим как нечто конкретное, круг «европейских» и «азиатско-азийских» культур, обозначение «Евразия» приобретает значение сжатой культурно-исторической характеристики. Обозначение это указывает, что в культурное бытие России, в соизмеримых между собою долях, вошли элементы различнейших культур. Влияния Юга, Востока и Запада, перемежаясь, последовательно главенствовали в мире русской культуры. Юг в этих процессах явлен по преимуществу в образе византийской культуры; ее влияние на Россию было длительным и основоположным; как на эпоху особой напряженности этого влияния можно указать на период примерно с Х по XIII в. Восток в данном случае выступает главным образом в облике «степной» цивилизации, обычно рассматриваемой в качестве одной из характерно «азиатских» («азийских», в указанном выше смысле). Пример монголо-татарской государственности (Чингисхана и его преемников), сумевшей овладеть и управиться на определенный исторический срок огромной частью Старого Света, несомненно сыграл большую и положительную роль в создании великой государственности русской. Широко влиял на Россию и бытовой уклад степного Востока. Это влияние было в особенности сильно с XIII по XV в. С конца этого последнего столетия пошло на прибыль влияние европейской культуры и достигло максимума начиная с XVIII в. В категориях, не всегда достаточно тонкого, однако же, указывающего на реальную сущность, подразделения культур Старого Света на «европейские» и «азиатско-азийские» культура русская не принадлежит к числу ни одних, ни других. Она есть культура, сочетающая элементы одних и других, сводящая их к некоторому единству. И потому, с точки зрения указанного подразделения культур, квалификация русской культуры как «евразийской» - более выражает сущность явления, чем какая-либо иная. Из культур прошлого подлинно «евразийским» были две из числа величайших и многостороннейших известных нам культур, а именно культура эллинистическая, сочетавшая в себе элементы эллинского «Запада» и древнего «Востока», и продолжавшая ее культура византийская, в смысле широкого восточно-средиземноморского культурного мира поздней античности и средневековья (области процветания обеих лежат точно к югу от основного исторического ядра русских областей). В высокой мере примечательна историческая связь, сопрягающая культуру русскую с культурой византийской. Третья великая «евразийская» культура вышла в определенной мере из исторического преемства двух предшествующих.

«Евразийская», в географическо-пространственных данных своего существования, русская культурная среда получила основы и как бы крепящий скелет исторической культуры от другой «евразийской» культуры. Происшедшим же вслед за тем последовательным напластованием на русской почве культурных слоев азиатско-азийского (Влияние Востока!) и европейского (влияние Запада!) «евразийское» качество русской культуры было усилено и утверждено.

Определяя русскую культуру как «евразийскую», евразийцы выступают как осознаватели русского культурного своеобразия. В этом отношении они имеют еще больше предшественников, чем в своих чисто географических определениях. Таковыми в данном случае нужно признать всех мыслителей славянофильского направления, в том числе Гоголя и Достоевского (как философов-публицистов). Евразийцы в целом ряде идей являются продолжателями мощной традиции русского философского и историософского мышления. Ближайшим образом эта традиция восходит к 30- 40-м гг. XIX в., когда начали свою деятельность славянофилы. В более широком смысле к этой же традиции должен быть причислен ряд произведений старорусской письменности, наиболее древние из которых относятся к концу XV и началу XVI в. Когда падение Царьграда (1453 г.) обострило в русских сознание их роли как защитников Православия и продолжателей византийского культурного преемства, в России родились идеи, которые в некотором смысле могут почитаться предшественницами славянофильских и евразийских. Такие «пролагатели путей» евразийства, как Гоголь или Достоевский, но также иные славянофилы и примыкающие к ним, как Хомяков, Леонтьев и др., подавляют нынешних «евразийцев» масштабами исторических своих фигур. Но это не устраняет обстоятельства, что у них и евразийцев в ряде вопросов мысли те же и что формулировка этих мыслей у евразийцев в некоторых отношениях точнее, чем была у их великих предшественников. Поскольку славянофилы упирали на «славянство» как на то начало, которым определяется культурно-историческое своеобразие России, они явно брались защищать трудно защитимые позиции. Между отдельными славянскими народами безусловно есть культурно-историческая и более всего языковая связь. Но как начало культурного своеобразия понятие славянства - во всяком случае в том его эмпирическом содержании, которое успело сложиться к настоящему времени, - дает немного.

Творческое выявление культурного лица болгар и сербо-хорвато-словенцев принадлежит будущему. Поляки и чехи в культурном смысле относятся к западному «европейскому» миру, составляя одну из культурных областей последнего. Историческое своеобразие России явно не может определяться ни исключительно, ни даже преимущественно ее принадлежностью к «славянскому миру». Чувствуя это, славянофилы мысленно обращались к Византии. Но подчеркивая значение связей России с Византией, славянофильство не давало и не могло дать формулы, которая сколько-либо полно и соразмерно выразила бы характер русской культурно-исторической традиции и запечатлела «одноприродность» последней с культурным преемством византийским. «Евразийство» же в определенной степени то и другое выражает. Формула «евразийства» учитывает невозможность объяснить и определить прошлое, настоящее и будущее культурное своеобразие России преимущественным обращением к понятию «славянства»; она указывает как на источник такого своеобразия на сочетание в русской культуре «европейских» и «азиатско-азийских» элементов. Поскольку формула эта констатирует присутствие в русской культуре этих последних, она устанавливает связь русской культуры с широким и творческим в своей исторической роли миром культур «азиатско-азийских»; и эту связь выставляет как одну из сильных сторон русской культуры; и сопоставляет Россию с Византией, которая в том же смысле и так же обладала «евразийской» культурой...

Таково, в самом кратком определении, место «евразийцев» как основателей культурно-исторического своеобразия России. Но таким осознанием не ограничивается содержание их учения. Это осознание они обосновывают некоторой общей концепцией культуры и делают из этой концепции конкретные выводы для истолкования ныне происходящего. Сначала мы изложим указанную концепцию, затем перейдем к выводам, касающимся современности. И в одной и в другой области евразийцы чувствуют себя продолжателями идеологического дела названных выше русских мыслителей (славянофилов и примыкающих к ним).

Независимо от воззрений, высказанных в Германии (Шпенглер), и приблизительно одновременно с появлением этих последних, евразийцами был выставлен тезис отрицания «абсолютности» новейшей «европейской» (т.е. по обычной терминологии западноевропейской) культуры, ее качества быть «завершением» всего доселе протекавшего процесса культурной эволюции мира (до самого последнего времени утверждение именно такой «абсолютности» и такого качества «европейской» культуры крепко держалось, отчасти же держится и сейчас в мозгу «европейцев»; это же утверждение слепо принималось на веру высшими кругами общества «европеизованных народов и, в частности, большинством русской интеллигенции). Этому утверждению евразийцы противопоставили признание относительности многих, и в особенности идеологических и нравственных достижениями, и установок «европейского» сознания. Евразийцы отметили, что европеец сплошь и рядом называет «диким» и «отсталым» не то, что по каким-либо объективным признакам может быть признано стоящим ниже его собственных достижений, но то, что просто не похоже на собственную его, «европейца», манеру видеть и действовать. Если можно объективно показать превосходство новейшей науки и техники в некоторых ее отраслях над всеми этого рода достижениями, существовавшими на протяжении обозримой мировой истории, то в вопросах идеологии и нравственности такое доказательство существенно невозможно. В свете внутреннего нравственного чувства и свободы философского убеждения, являющихся, согласно «евразийской» концепции, единственными критериями оценки, в области идеологической и нравственной многое новейшее западноевропейское может показаться и оказывается не только не выше, но, наоборот, нижестоящим в сравнении с соответствующими достижениями определенных «древних» или «диких» и «отсталых» народов. Евразийская концепция знаменует собою решительный отказ от культурно-исторического «европоцентризма»; отказ, проистекающий не из каких-либо эмоциональных переживаний, но из определенных научных и философских предпосылок. Одна из последних есть отрицание универсалистского восприятия культуры, которое господствует в новейших «европейских» понятиях... Именно это универсалистское восприятие побуждает европейцев огульно квалифицировать одни народы как «культурные», а другие -- как «не культурные». Следует признать, что в культурной эволюции мира мы встречаемся с «культурными средами» или «культурами», одни из которых достигали большего, другие -- меньшего. Но точно определить, чего достигла каждая культурная среда, возможно только при помощи расчлененного по отраслям рассмотрения культуры. Культурная среда, низко стоящая в одних отраслях культуры, может оказаться, и сплошь и рядом оказывается, высоко стоящей в отраслях других. Нет никакого сомнения, что древние жители острова Пасхи в Великом Океане «отставали » от современных англичан по весьма многим отраслям эмпирического знания и техники; это не помешало им в своей скульптуре проявить такую меру оригинальности и творчества, которая недоступна ваянию современной Англии. Московская Рyсь XVI-- XVII вв. «отставала» от Западной Европы во множестве отраслей; это не воспрепятствовало созданию ею «самоначальной» эпохи художественного строительства, выработке своеобразных и примечательных типов «башенных» и «узорчатых» церквей, заставляющих признать, что в отношении художественного строительства Московская Русь того времени стояла «выше» большинства западноевропейских стран. И то же -- относительно отдельных «эпох» в существовании одной и той же «культурной среды». Московская Русь XVI--XVII вв. породила, как сказано, «самоначальную» эпоху храмового строительства; но ее достижения в иконописи знаменовали явный упадок по сравнению с новгородскими и суздальскими достижениями XIV--XV вв. Мы приводили примеры из области изобразительного искусства как наиболее наглядные. Но если бы также в области познания внешней природы мы стали различать отрасли, скажем, «теоретического знания» и «живого видения», то оказалось бы, что «культурная среда» современной Европы, обнаружившая успехи по части «теоретического знания», означает в сравнении с многими другими культурами упадок по части «живого видения»: «дикарь» или темный мужик тоньше и точнее воспринимает целый ряд явлений природы, чем ученейший современный «естествовед». Примеры можно было бы умножать до бесконечности; скажем более: вся совокупность фактов культуры является одним сплошным примером того, что только рассматривая культуру расчленение по отраслям, мы можем приблизиться к сколь-либо полному познанию ее эволюции и характера. Такое рассмотрение имеет дело с тремя основными понятиями: «культурной среды», «эпохи» ее существования и «отрасли» культуры. Всякое рассмотрение приурочивается к определенной «культурной среде» и определенной «эпохе». Как мы проводим границы одной и другой, зависит от точки зрения и цели исследования. От них же зависит характер и степень дробности деления «культуры» на «отрасли». Важно подчеркнуть принципиальную необходимость деления, устраняющего некритическое рассмотрение культуры как недифференцированной совокупности. Дифференцированное рассмотрение культуры показывает, что нет народов огульно «культурных» и «некультурных». И что разнообразнейшие народы, которых «европейцы» именуют «дикарями» в своих навыках, обычаях и знаниях, обладают «культурой», по некоторым отраслям и с некоторых точек зрения стоящей «высоко».

ЕВРАЗИЙСКАЯ философия выражает основные константы русской истории. В нашей истории были разные периоды. Менялись идеология, модель государственного устройства, место, которое наш народ и наше государство занимали в контексте других народов и государств. Но всегда, от Киевской Руси до нынешней демократической России, пройдя через времена страшного упадка и невероятного взлета (когда влияние нашего государства простиралось на половину мира), Россия сохраняла нечто неизменное. То, без чего не было бы самого понятия "Российское государство", не было бы единства нашего культурного типа.

Философия евразийства стремится охватить и обобщить именно этот вектор. Неизменный, сохраняющий свою внутреннюю сущность и вместе с тем постоянно развивающийся.

Основным принципом евразийской философии является "цветущая сложность". Никогда в истории нашей страны мы не имели моноэтнического государства. Уже на самом раннем этапе русский народ формировался через сочетание славянских и финно-угорских племен. Затем в сложный этнокультурный ансамбль Руси влился мощнейший чингисхановский, татарский импульс. Русские не являются этнической и расовой общностью, имеющей монополию на государственность. Мы существуем как целое благодаря участию в нашем государственном строительстве многих народов, в том числе мощного тюркского фактора. Именно такой подход лежит в основании философии евразийства.

Евразийство сегодня существует в крайне сложной международной ситуации. Сегодня евразийский принцип "цветущей сложности" является точным аналогом многополярности, о которой говорится в доктрине национальной безопасности Российской Федерации. Как прежде Российское государство строилось как евразийское сочетание различных самобытных элементов, так и теперь (уже на международной арене) Россия выступает как поборник сложного многополюсного мира. Можно сказать, что сама концепция нашей национальной безопасности уже заключает в себе фундаментальный принцип евразийства┘

История возникновения евразийской идеологии сложна и драматична. Ее выстрадали лучшие русские умы в наиболее драматический период российской истории. Впервые его основы сформулировали великие русские мыслители: князь Николай Трубецкой, Петр Савицкий, Николай Алексеев, Георгий Вернадский (сын величайшего русского ученого), Владимир Ильин, Яков Бромберг, Лев Карсавин, Петр Сувчинский, Сергей Эфрон и другие лучшие люди России. К сожалению, в то время идеология евразийства в полной мере не была востребована. Тогда в России победил марксизм...

Однако евразийцы не считали большевиков абсолютным злом, как это делали многие в эмигрантской среде. Оценивая советский период российской истории, они пришли к парадоксальному выводу: в Советском Союзе реализовалась специфическая, экстремальная, если угодно, еретическая разновидность евразийства. Если рассматривать евразийство как язык, то евразийцы считали советский период диалектом этого языка, крайне противоречивой его разновидностью, обреченной на крах. Евразийцы лишь немного ошиблись в расчетах, так как неожиданная мобилизация патриотического, национального инстинкта во время Второй мировой войны несколько оттянула неизбежный конец.

При этом евразийцы видели в советском государстве положительные, созидательные аспекты: последовательное отстаивание национальных интересов и подлинно идеократический строй (хотя и базирующийся на губительной для России идеологии).

Евразийцы утверждали, что у России есть свой собственный путь. И этот путь не совпадает с основным путем западной цивилизации. Россия и Запад - разные цивилизации, они реализуют разные цивилизационные модели, у них разные системы ценностей. Это не пропагандистское клише времен холодной войны. Вся мировая история последнего тысячелетия показывает противоположность "пестрого" евразийского мира и западной цивилизации. Евразийцы считали, что это противостояние никуда не исчезло и никуда исчезнуть не может. Здесь евразийцы вплотную подошли к основному закону геополитики, утверждающему, что между евразийской метацивилизацией, ядром которой является Россия, и западным атлантическим сообществом изначально существует неснимаемое противоречие.

Это особенно очевидно сегодня, когда Запад из благодушного поставщика просроченных консервов словно по волшебству превратился в жесткого и прагматичного претендента на мировое господство. Запад игнорирует наши приоритеты в Восточной Европе, расширяет свои военные блоки, проводит собственную, не учитывающую наши интересы политику на Кавказе, осуществляет масштабные PR-кампании по дискредитации нашей страны. Все это иначе как "холодной агрессией" против современной, демократической (!) России, не назовешь.

Евразийцы были абсолютно правы, когда утверждали, что никакое изменение нашего политического строя, никакое приспособление нашей идеологии к "общечеловеческой" (на самом деле западной, точнее - американской) не избавят Российское государство от жесткой оппозиции со стороны Запада. Любопытно, что этот тезис евразийцев полностью подтверждает виднейший идеолог современного Запада Збигнев Бжезинский. В своей книге "Великая шахматная доска" он недвусмысленно заявляет, что для американца хорошая Россия - это несуществующая Россия. Россия расчлененная. Россия угнетенная. Россия, разбитая на несколько секторов и освоенная соседними государствами. Отпраздновав победу в холодной войне, Запад "взял" Россию как контрибуцию, и поступать он с ней намерен соответствующим образом.

Все это не ново. За последние несколько столетий мы неоднократно убеждались, что за гуманистической, просветительской риторикой Запада стоит неумолимость колонизатора, жестко отстаивающего свои интересы, лишенного сантиментов по отношению к покоренным народам.

Все вышеизложенное, а также насущная необходимость в национальной идее делают евразийство крайне важным стратегическим, философским и социально-политическим инструментом, необходимым элементом нашей внутренней и внешней политики.

НЕОЕВРАЗИЙСТВО

Интерес к евразийству в 80-е годы ХХ века был тесно связан с ростом популярности трудов Льва Николаевича Гумилева - последнего евразийца старой плеяды. Однако параллельно с интересом к отцам-основателям евразийства в научной среде стала формироваться идеология неоевразийства, основанная на новом прочтении этой глубокой, исполненной творческой интуиции философии.

К началу 90-х годов сбылись предсказания лучших представителей старой школы евразийства. Советская идеология не справилась с вызовом времени. Марксизм, которому были принесены в жертву наши духовность и национальное самосознание, рухнул. Великое евразийское государство стало неудержимо распадаться. Обращение к евразийской идеологии в этот момент давало шанс избежать трагедии. Можно было не идти на поводу у Запада и, сохранив мощь советского государства, постепенно демонтировать архаичную идеологию, тормозящую наше развитие, мешающую нам занять подобающее место в стремительно меняющемся мире. К величайшему сожалению, в тот момент евразийство оказалось невостребованным. И тогда идейный вакуум временно заполнил губительный для России атлантизм┘

Решающий вклад в создание неоевразийской идеологии внесла совпадающая с ней по своим основным ценностным ориентирам российская геополитическая школа, практически созданная (или воссозданная) мной и моими сподвижниками в конце 80-х - начале 90-х годов. Современная геополитика дала неоевразийской философии научный арсенал, рациональную и действенную методологию, актуальность и применимость к реальной политике. Отцы-основатели евразийства исходили из гениальных догадок и интуиций. Благодаря геополитике их наработки приобрели научный характер. Научное изложение евразийской геополитики изменило статус евразийского мировоззрения. Теперь это не только философская идея, это еще и инструмент стратегического планирования. Ведь практически все сферы нашей внутри- и внешнеполитической деятельности, любые масштабные проекты могут быть в той или иной степени проиндексированы по критерию: "Евразийство это или атлантизм".

Кроме того, евразийство было обогащено традиционалистской философией и историей религии, так как этот аспект у отцов-основателей евразийства был развит достаточно фрагментарно. Сейчас неоевразийская философия представляет собой стройный историко-религиоведческий аппарат, позволяющий осмыслить и осознать тончайшие нюансы в религиозной жизни различных государств и народов.

В неоевразийстве были развиты и оригинальные экономические модели, представляющие "гетеродоксальную экономическую традицию", - как бы третий путь между классическим либерализмом и марксизмом. Этот третий путь можно назвать неортодоксальным либерализмом, или неортодоксальным социализмом, как кому нравится. Когда мы обращаемся к отцам-основателям этой гетеродоксальной экономической школы (к Фридриху Листу, Сисмонди, Сильвио Гезеллю, Йозефу Шумпетеру, Густаву Шмоллеру, Франсуа Перру, даже к Кейнсу) и применяем их подходы к современной российской ситуации, мы получаем идеальные модели для решения всех задач, стоящих перед российской экономикой. Трагическим недоразумением следует признать то, что "третий путь" в экономике не сменил марксизм в России в начале 90-х. Вместо этого мы из одной губительной для России догматической ортодоксии (марксистской) перешли к другой не менее губительной догматической ортодоксии (гипер-либеральной).

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ ЕВРАЗИЙСТВА В ПОСЛЕДНЕЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ

В конце 80-х годов при крахе советской системы в российском обществе возобладали атлантистские, проамериканские ценности, модели, тенденции, ориентации. Если марксизм был "диалектом" евразийства, "евразийской ересью", то атлантизм является не "ересью", а полной антитезой евразийства, его абсолютной противоположностью. А поскольку наше государство изначально основано на евразийских ценностях, то ни к чему хорошему либерально-демократические "реформы" (одностороннее, экстремистское западничество) привести не могли.

Следуя за нашей философией, за нашей системой взглядов и ценностей, мы были вынуждены оказаться в политической оппозиции проатлантистскому режиму. Эта оппозиция не была оппозицией государству, власти. Евразийцы всегда поддерживали государственный принцип, стремились к усилению национальной безопасности, стратегического могущества государства, были апологетами и поборниками социальной, национальной и религиозной гармонии. Но модель "переходного периода", которая сложилась в последнее десятилетие и во внешней, и во внутренней политике, была выстроена не таким образом, чтобы утвердить государственные институты, сделать наше государство, наш народ более сильным, более процветающим, более свободным. Это был самоубийственный курс. Все, что делалось в атлантистском ключе, творилось сознательно (возможно, кем-то бессознательно) против России, против всех народов, населяющих Российскую Федерацию. Было ослаблено, почти разрушено государство, была проведена незаконченная и непоследовательная, неумная, фрагментарная экономическая "реформа", в результате которой мы очутились на краю пропасти.

В этот период носители евразийских идей, представители евразийского мировоззрения солидаризовались с тем патриотическим флангом в нашем обществе, который громогласно предупреждал о гибельности данного курса. Причем само по себе евразийство не являлось и не является ни правым, ни левым, ни либеральным, ни социалистическим. Евразийцы готовы поддержать представителей любого идеологического лагеря, защищающих элементы государственности, других евразийских ценностей. Изменническая позиция политического руководства того времени возможность такой поддержки исключала. Неудивительно, что доминация атлантизма в первой половине 90-х годов сопровождалась искусственной маргинализацией евразийских идей.

Большинство евразийских научных центров, изданий, евразийский анализ текущих политических и экономических событий не могли в этот период пробить себе дорогу на авансцену политической и культурной жизни. Евразийство в период доминации атлантистских ценностей, в период "идеологической оккупации" России (которая, слава Богу, сейчас заканчивается) было признано "неполиткорректным".

После публикации "Великой войны континентов" в 1991 году, где я впервые предложил ввести индекс деления на евразийцев и атлантистов в качестве методологической модели в политике, экономике, культуре и т.д., тогдашний министр иностранных дел Андрей Козырев заявил: "По такой классификации я - атлантист. Ну и что? Я этим горжусь". Симметричное заявление, например в США, просто немыслимо. Если бы какой-либо высокопоставленный американский чиновник или политический деятель заявил, что он - евразиец, такой человек был бы просто интернирован, поскольку подобное высказывание - нарушение всех принятых там неписаных правил, дерзкий вызов нормативам американской атлантистской политкорректности. Америка выстраивает свою стратегическую модель планетарной политики как противостояние евразийскому цивилизационному и стратегическому пространству. Это константа атлантистской геополитики начиная с эпохи мирового владычества Англии описана во всех учебниках геополитики.

В России же происходила невероятная вещь: министр иностранных дел (!) заявлял о своем атлантизме. А ведь это означает, что интересы американского государства и западного атлантического блока НАТО для него, российского государственного деятеля, важнее интересов собственного народа┘ Это, конечно, был триумф атлантизма...

Большинство отечественных СМИ также, прямо или косвенно, исходило из атлантистских антигосударственных и антинациональных представлений. Последовательнее всех атлантистские позиции отстаивало НТВ. По мнению господ Гусинского и Киселева, на свете есть только американские, западные интересы, тождественные абсолютному благу для России и всего остального мира┘ Есть только одна модель идеального социально-политического устройства - это модель Соединенных Штатов Америки и ее аналоги. Есть только одни "правильные" стратегические проекты - это проекты западного мира, НАТО. Те, кто противостоит США и их глобальным интересам, - нецивилизованные "варвары", "дикари", "реваншисты" и т.д. В такой ситуации, при катастрофическом атлантистском перекосе, евразийская идея, конечно же, не могла пробиться на экраны телевидения, получить широкое освещение в прессе┘ Как могли проходить в данной ситуации парламентские слушания по евразийству? Как могло быть положено начало адекватному евразийскому обучению и воспитанию, преподаванию геополитики в школах и вузах? Понятно, что тогда это было нереально┘

Эти десять лет мы боролись с таким положением дел. Боролись радикально, любыми способами. Мы боролись за наше государство, за возрождение России, за мир между народами, за глубокий, активный, содержательный (а не поверхностно "гуманитарный") межконфессиональный диалог.

Евразийство особое внимание уделяет истории религии, межконфессиональным отношениям. Среди евразийцев (и особенно неоевразийцев) наличествуют очень серьезные и глубокие знатоки основных классических традиционных религий, православия в первую очередь, а также ислама, иудаизма, буддизма. С нашей точки зрения, тонкие материи религии, духа, метафизики, которыми часто пренебрегают при решении экономических и социально-политических задач, играют огромную, подчас решающую роль. Религиозный фактор - не предрассудок, чудом сохранившийся с древнейших времен. Это активная, глубокая жизненная позиция, формирующая основы человеческой культуры, психологии, социальные и даже хозяйственные рефлексы.

Несмотря на формы прямого уничтожения, прямой агрессии против веры и религии, которая практиковалась в течение долгих десятилетий, никто не смог выжечь веру из сердец представителей евразийских народов: православных, мусульман, иудеев, буддистов. Евразийское благочестие, общеобязательная нравственность - одни из важнейших императивов евразийства. И в этом отношении между различными конфессиями и религиями нет принципиальной разницы в поддержке курса государства на утверждение базовых нравственных критериев. Однако в тот период мы были вынуждены оппонировать атлантистским элементам в руководстве страны, атлантистскому уклону российской власти. Конструктивное сотрудничество было невозможным┘

Но ситуация стала меняться уже с середины 90-х годов. Российское руководство после беспрецедентного крена в атлантизм постепенно начало понимать, что это убийственное для страны направление. Несмотря на наши шаги навстречу Западу, НАТО не прекращает расширяться на Восток, западные "партнеры" жестоко убивают наших братьев-сербов. Стало совершенно очевидным, что Запад воспринял наше доброжелательное к нему отношение как признак слабости, еще раз доказав, что гуманитарная риторика - не более чем "дымовая завеса". Единственный понятный Западу язык - это язык силы. С сильным они считаются, слабого презирают, унижают, третируют. И вот после того как российское общество столкнулось с этим напрямую, увидело несостоятельность атлантистских реформ, всю гибельность и самоубийственность этого курса, отношения к евразийской тематике начало меняться. Вначале были отстранены от власти откровенные атлантисты. В частности, тот самый господин Козырев. Очевидно, таким образом ему "аукнулось" легкомысленное заявление про атлантизм. Одновременно начался медленный, мучительный процесс выхода российской власти, российского общества, российского бизнеса, российских средств массовой информации и российского научного сообщества из атлатистского тупика.

В последние годы правления Ельцина мы уже видели судорожные, крайне неуклюжие попытки нащупать иной курс, затормозить падение в бездну, предложить нечто более соответствующее интересам нашего государства. Но, видимо, идеологические и личностные аспекты стали преградой для того, чтобы окончательный поворот состоялся при прежнем президенте.

Даже в моей личной судьбе в эти годы, с 1997 по 1998 год, происходят достаточно показательные перемены. В 1998 году я стал советником председателя Государственной Думы, позитивно рассматривая постепенную эволюцию российского руководства в евразийском направлении. В тот период я окончательно убедился в неспособности так называемой патриотической оппозиции (несмотря на колоссальную поддержку большинством населения) воплотить в жизнь ее правильные лозунги. Постепенно эта оппозиция выродилась в популистское оппонирование правительству и президенту, в тупиковую и безответственную эксплуатацию ностальгических эмоций населения.

Важнейшей вехой в истории неоевразийского мировоззрения в России стал приход к власти Владимира Владимировича Путина. Здесь те евразийские тенденции, которые давно отчаянно стучались в дверь российской власти, как по мановению волшебной палочки, получили санкцию со стороны власти. За год нахождения у власти Путина зеленый свет уже получили практически все евразийские инициативы, накопившиеся за эти годы, начиная с Евразийского экономического сообщества, предложенного Нурсултаном Назарбаевым. В прошлом году Евразийское экономическое сообщество было наконец провозглашено. Решение о его создании подписали главы пяти стран Таможенного союза. Интенсифицировался процесс объединения России с Белоруссией, который, кстати, был инициирован еще при Ельцине Дмитрием Рюриковым, который является членом Центрального совета движения "Евразия", нашим единомышленником. Сейчас он занимает должность полномочного посла Российской Федерации в Республике Узбекистан.

Постепенно стало очевидным, что нынешнее российское руководство однозначно, хотя и не резко, без рывков (как положено осмотрительным и ответственным политикам) переходит на евразийские позиции.

Подтверждением адекватности нашей оценки эволюции российской власти в евразийском направлении было программное заявление Путина в Брунее на съезде глав стран Тихоокеанского региона. В своем эксклюзивном интервью для интернетовского сайта Strana.Ru Владимир Владимирович сделал четкое, однозначное заявление: "Россия является евроазиатской страной". Для тех людей, которые понимают смысл сказанного, это не просто географическая констатация или ничего не значащее проходное утверждение президента. В этой фразе содержится целая программа. И мы - знатоки евразийства, разработчики неоевразийского проекта - прекрасно понимаем, что из этого следует.

Постепенно, шаг за шагом, пусть медленнее, чем нам хотелось бы, но евразийские шаги новым российским руководством делаются. Мы видим, что сегодня взят курс на укрепление государственности, на усиление вертикали власти, на гармоничное решение межконфессиональных и межэтнических проблем, на оздоровление российской экономики, на переход в режим автономной экономической политики, когда мы отказываемся от кредитов Международного валютного фонда. В такой ситуации мы, неоевразийцы, осознаем необходимость окончательного и полного перехода на позиции политического центризма, потому что курс нынешней власти, Центра в основных своих параметрах соответствует выстраданной и выношенной нами системе взглядов. Принципиальные установки эволюции российской власти совпали с установками неоевразийства по основным параметрам.

Многие сегодня поддерживают президента с оговорками. Мы поддерживаем его радикально. Поэтому мы определяем нашу позицию как радикальный центр. Если с точки зрения нашего анализа что-то в действиях президента не соответствует строгим евразийским критериям, мы полагаем, что и в этом случае они должны не подвергаться критике, а исправляться путем реальных действий.

Сегодня центристский фланг в партийном аспекте достаточно многообразно представлен. Четыре фракции и депутатские группы объединились в пропрезидентский блок. К этому процессу мы относимся крайне положительно. Это очень хорошо. Чем больше центристских партий будет в Государственной Думе, чем большей поддержкой законодателей будет пользоваться президент, тем лучше. Но существующие партии, к сожалению, созданы во многом по конъюнктурным соображениям. Они представляют собой постоянный политический класс, готовый поддержать и реализовывать волю практически любой власти с любыми идеями (или оппонировать ей, если партия занимает "протестную нишу"). Полноценной демократической партийной системы в России не сложилось, а с точки зрения евразийской идеологии и не может сложиться. У нас другая страна, другая история, другое общество┘ Полноценные парламентские партии Запада отражают в себе политический опыт западной цивилизации и логику их истории. Наша же партийная система пока находится в эмбриональном, зачаточном состоянии. Даже конъюнктурный партийный центр, поддерживающий президента, к которому мы крайне положительно относимся, вызывает у нас некоторые опасения. Дело в том, что этот же центр (практически те же самые люди) совсем недавно поддерживал самые невероятные, разрушительные, экстремистские, антигосударственные, антипатриотические тенденции. Так что цена их нынешней поддержки президента невелика. Опора на конъюнктурных "профессиональных политиков", особенно в переломный для страны момент, - вещь ненадежная. Это конформистский, ситуативный центр. Наш центр, наши евразийские позиции, наша радикальная поддержка президента являются, напротив, центризмом по евразийскому убеждению. Мы поддерживаем президента сознательно, созидательно, активно. Мы поддерживаем его как евразийского лидера и стремимся не просто заявить об этом, но делегировать колоссальные наработки евразийской философии, евразийской стратегии, евразийского методологического аппарата (в том числе и научного) нынешнему руководству страны. Мы готовы теснейшим образом и в любых формах сотрудничать с ним, для того чтобы помочь судьбоносному явлению, которым являются евразийские реформы Владимира Путина.

ЦЕЛЬ СОЗДАНИЯ "ЕВРАЗИИ"

Мы хотим создать движение нового типа, движение, которое не ставит своей задачей бросаться в предвыборную гонку, не стремится становиться еще одним политическим кланом, в котором коррупция свила бы еще одно гнездо. Мы создаем движение, которого в Российской Федерации пока еще нет, движение, основанное на мировоззренческом подходе. Это мировоззренческое, евразийское движение. Наша цель - не прийти к власти и не бороться за власть, наша цель - бороться за влияние на власть. Это разные вещи.

Партийная модель предполагает определенный шантаж власти. Партии могут покинуть заседание Государственной Думы, могут поставить ультиматум, могут отклонить нужный исполнительной власти закон. Это форма торга. Нам кажется, что такая, свойственная Западу, форма демократии в российских условиях порождает лишь клановость и коррупцию. По большому счету следовало бы весь парламент сделать беспартийным и пропрезидентским (к чему мы, похоже, скоро придем), своего рода "законодательным отделом" при администрации президента. Мы полагаем, что действительно эффективное влияние на власть должно проходить по другим каналам и схемам. Мы должны выдвигать обоснованные евразийские проекты, предлагать эти проекты российскому руководству...

Есть несколько направлений, которые способна освоить исключительно евразийская философия. В первую очередь это межнациональные, межконфессиональные конфликты. Их разрешение обычно видят в тихом и мирном сосуществовании людей, прохладных к собственной вере и поэтому безразлично относящихся к вероисповеданию других. Это конъюнктурные пацифисты межконфессионального толка. Они присутствуют на различных круглых столах по утихомириванию межрелигиозных конфликтов. Само по себе это, может быть, и неплохо, но, увы, большого толку от этого, как правило, не бывает. Другая крайность - так называемые фанатики или радикалы, призывающие к жестокому межконфессиональному или межэтническому противостоянию. Это, безусловно, еще хуже, поскольку наносит сокрушительный удар нашему народу, стравливает между собой силы, которые должны были бы вместе во имя благочестия и веры (у каждого своей) ополчиться на современные, безнравственные, псевдоэтические культурные клише, диктуемые Западом.

Евразийство для решения межконфессиональных проблем предлагает третий путь - диалог активных, глубоко и фундаментально верующих людей (если угодно, фундаменталистов в своих религиозных традициях), стратегический союз созидательных фундаменталистов, как в России, так и шире - в странах СНГ и в мире. Такой подход должен стать новой моделью межконфессионального диалога, основанного на понимании глубин своей собственной традиции и понимании глубин традиций другого народа. Мы как бы объединяем полюса, призываем людей, глубоко и живо переживающих уникальность своей веры, не к слиянию, но к глубинному взаимопониманию и стратегическому альянсу традиций.

Не для кого не секрет, как обострились сейчас межконфессиональные проблемы на Северном Кавказе. Новый очаг напряженности возникает в Татарстане, других исламских регионах России. С нашей точки зрения, для органичного сосуществования (как это было веками) мусульман и православных как полноправных граждан нашей общей державы евразийский проект предлагает идеальную модель. Частично этот проект уже сейчас отрабатывается нами на Северном Кавказе.

Точно так же на евразийской платформе решаются межэтнические конфликты. Уникальность евразийского подхода заключается в том, что в нем не противопоставляются национализм и интернационализм. Еще отец-основатель классического евразийства князь Трубецкой говорил об общеевразийском национализме, когда самоутверждение каждого народа и каждой нации в составе России поддерживается Центром. Только такой позитивный, созидательный, гармоничный, симфонический (если использовать церковную терминологию) евразийский принцип позволяет решить все возникающие в России межнациональные конфликты.