1.Исторические предпосылки русского культурного расцвета на рубеже XIX-XX веков

Основные течения и выдающиеся имена поэзии «Серебряного века» России. Взлет и падение русской культуры на рубеже веков, как зеркальное отражение трагедии русского народа

Значение поэзии и литературы «Серебряного века» как исторической связи поколений и источника творчества наших современников

Мое поколение живет на рубеже веков, так же, как и сто лет назад жили современники Бальмонта и Брюсова, Цветаевой и Блока. Не случайно интерес к тому периоду по-прежнему не угасает, а наоборот - усиливается. В наше кризисное время многие мысли о мире и обществе, выраженные в творчестве «Серебряного века», звучат для нас очень своевременно и актуально, указывая пути ищущим и заставляя проснуться спящих.

Многие историки и исследователи Серебряного века русской культуры называют дату его начала - 1894 год. В этом году скончался император Александр III. Он держал Россию в крепкой монархической узде. «Отсутствие талантов и гибкости в нем восполнялось здравым смыслом и обостренным чувством ответственности». Император проводил политику, направленную на незыблемость самодержавия, подавление революционных поползновений и в то же время, его реформы способствовали развитию экономики и укреплению России. Несомненно, при нем, как ранее и при Александре II, русская культура продолжала пополнять копилку Золотого Пушкинского Века творениями Достоевского, Чехова, Л. Толстого, Тургенева, Островского и других. Однако основным и по большей части единственным направлением художественной литературы второй половины XIX века был критический реализм. Тонкие лирические произведения создавали Тютчев, Фет, Майков, Полонский и др., но «Золотой пушкинский век» закончился и это были только его отголоски.

«После смерти Александра III медленно занялась заря свежей, скоротечной, трагически колоритной эпохи» (Вадим Крейд). К власти пришел император Николай II и «все сразу ослабло, помягчало, потекло по разным направлениям. Подняла голову экономика. Проснулись от тяжелого сна все виды культуры. Все засверкало и забурлило…». Нет твердой руки прежнего императора, поэтому в политической и социальной жизни страны начинают происходить тревожные события. Голод, социальная напряженность выливаются в Ходынскую катастрофу 1896 года, студенческие беспорядки и демонстрации, рабочие волнения и забастовки…страна живет как на вулкане, который начинает все сильнее закипать. Очень характерно этому периоду одно из ранних стихотворение А. Блока «Гамаюн, птица вещая»:

На гладях бесконечных вод,

Закатом в пурпур облеченных,

Она вещает и поет,

Не в силах крыл поднять смятенных…

Вещает иго злых татар,

Вещает казней ряд кровавых,

И трус, и голод, и пожар,

Злодеев силу, гибель правых…

Предвечным ужасом объят,

Прекрасный лик горит любовью,

Но вещей правдою звучат

Уста, запекшиеся кровью!..

Стихотворение, по сути, является пророческим, как и многие его произведения. Вообще в произведениях А. Блока, как ни в каких других, находят отражение процессы исторических потрясений того времени. Многие историки одинаково сходятся во мнении, что если весь «Серебряный век» выразить в одном представителе, то это будет именно Блок. Однако толчок зарождению нового периода русского творчества, несомненно, был сделан Западом.

«Россия на рубеже XIX - XX веков стала примерять на себя западные одежды. Но это западничество носило ярко выраженную русскую специфику». Никогда еще русские поэты и писателя не путешествовали так много и так далеко: Египет, Абиссиния. Мексика, Новая Зеландия, Индия… «Серебряный век» находил своих предков и союзников в лице П. Верлена, О. Уайльда, Вийона, Рембо, Бодлера, Ибсена и др. В этих исканиях и создавался ренессанс культуры: «Век мятежный, богоищущий, бредящий красотой» (С. Маковский). Именно этому периоду мы также обязаны множеством гениальных переводов, в т.ч. Шекспира, Данте. Во всех направлениях русской культуры наблюдался необычайный подъем и развитие. Кино и театр оставили нам Мейерхольда, Станиславского, Немировича-Данченко, Вахтангова; изобразительное искусство отмечено работами Кустодиева, Репина, К. Сомова, Коровина, Врубеля, Васнецова, музыка - это прежде всего талант Скрябина, Рахманинова, Стравинского, Римского-Корсакова и др.

Однако «Серебряный век» - это в первую очередь потрясающая русская поэзия: Блок, Ахматова, Белый, Бальмонт, Мандельштам, Пастернак, Цветаева, Волошин, Есенин, Гумилев, Маяковский, Северянин, Ходасевич, Черный… все они жили и творили в это переливающееся красками время. Никогда еще одновременно не появлялось столько гениальных поэтов! А вместе с ними и новых течений, направлений, поисков в поэзии.

«…Течения, давшие основу «Серебряному веку», возникли на почве глубокого разочарования в позитивистской и материалистической идеологии и художественной практике второй половины XIX столетия».

Одним из популярных течений начала «Серебряного века» был декаданс - от французского decadence, упадок. Это искусство отражало болезненную утонченность конца века, отринувшее то, что раньше казалось незыблемым, тождество добра и красоты. Представителями этого течения того времени были Д. Мережковский и З. Гиппиус. Стихотворение Мережковского «Дети ночи» воспринималось как манифест нового поколения:

Устремляя наши очи

На бледнеющий восток

Дети скорби, дети ночи,

Ждем, придет ли наш пророк.

Мы неведомое чуем,

И, с надеждою в сердцах,

Умирая, мы тоскуем

О несозданных мирах…

Декаданс и Символизм - это по сути, одно и то же, только на разных стадиях развития. Но символизм - это визитная карточка «Серебряного века»! Старшими символистами считаются Вл. Соловьев и Ф. Сологуб. Их творчество оказало огромное влияние на младших символистов: А. Блока и А. Белого. Для символистов, веривших в существование иного мира, мира идей, поэзия была инструментом постижения этого неведомого мира, а символ - был его знаком и представлял связующее звено между двумя мирами.

Белую Лилию с розой,

С алою розой мы сочетаем -

Сердца пророческой грезой

Вечную истину мы обретаем…

(Владимир Соловьев)

Несколько позже старших символистов в поэзию пришли поэты, понимающие символизм с европейских позиций. Это были Бальмонт, Брюсов и Добролюбов. Первый был очень талантливым поэтом, но относился к творчеству поверхностно.

Вечер. Взморье. Вздохи ветра.

Величавый возглас волн.

Близко буря. В берег бьется

Чуждый чарам черный челн.

Последний писал замечательные стихи, но его творческий период закончился очень быстро, Добролюбов перестал писать стихи и ушел в странники, сгинув где-то в Беловежской Пуще… А вот Брюсов, решив стать вождем нового течения в литературе, планомерно шел к этому и именно его многие считают создателем движения русского символизма.

Я люблю большие дома

И узкие улицы города, -

В дни, когда не настала зима,

А осень повеяла холодом.

Пространства люблю площадей,

Стенами кругом огражденные, -

В час, когда еще нет фонарей,

А затеплились звезды смущенные…

Вот что писал Вл. Ходасевич в своей книге воспоминаний «Некрополь» о Валерии Брюсове: «Как поэта его (Брюсова) многие ставили ниже Бальмонта, Сологуба, Блока. Но Бальмонт, Сологуб, Блок были гораздо менее литераторами, чем Брюсов…». «В 1894-95 годах Брюсов выпускает сборники «Русские символисты» и то, что казалось разрозненным и даже случайным, получило организационное оформление». Дальше стали выпускаться сборники Бальмонта, Брюсова, печатается Сологуб и многие другие поэты и писатели. По мнению А. Белого, Сологуб вошел в большую четверку наиболее знаменитых писателей, наряду с М. Горьким, Л. Андреевым и Куприным. Будучи символистом, он не уносился в космические дали, а писал предельно обнажено и реалистично:

В поле не видно ни зги.

Кто-то зовет: «Помоги!»

Что я могу?

Сам я и беден и мал,

Сам я смертельно устал,

Как помогу?..

День только к вечеру хорош,

Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.

Закону мудрому поверьте -

День только к вечеру хорош.

С утра уныние и ложь

И копошащиеся черти.

День только к вечеру хорош,

Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.

Несмотря на неприятие со стороны Вл. Соловьева деятельности Брюсова, процесс остановить уже было невозможно. Символизм, как самостоятельное и набиравшее популярность течение, прочно завладело умами поэтов.

Наивысший расцвет русского символизма приходится на 1900-е годы, когда в литературу приходят Александр Блок, Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Анненский, Волошин и др. Их называют младосимволистами или символистами новой волны. Они не принимали декаденства в том виде, который предлагали старшие символисты. Они отстаивали идею творчества, как служения высшему началу. Для них символизм был образом мышления, образом жизни. Отсюда «и пропагандируемый ими культ творческой личности, и неизбежный эстетизм, и «искусство для искусства», которое могут постичь лишь «посвященные» люди».

Величайшей фигурой среди поэтов - символистов того времени бесспорно является Александр Блок. Советское литературоведение как могло, отделяло Блока от символизма, это течение было неприемлемо для советской власти, насаждающей свои политические установки в творчестве. Но время все расставляет по своим местам. Блок был символистом всегда, на протяжении всей своей короткой жизни, от юношеских стихов:

Тайно плещущей во мне.

Мысли ложной и минутной

Не отдамся и во сне.

Жду волны - волны попутной

К лучезарной глубине…

и до поэмы «Двенадцать».

«Блок творил интуитивно¸ и сама форма его стихов, не сделанно музыкальная, как у Бальмонта, а естественно музыкальная, говорила о том, что ритм словно управляет поэтом, а тот бездумно и доверчиво отдается этому ритму». Гениальный поэт - лирик, он в то же время, как я уже упоминал, оказался одним из самых пророческих поэтов своей переломной эпохи. Блок ощутил и «подземный шорох истории» и «новый порыв мирового ветра». Трагическое ощущение жизни было присуще Блоку всю жизнь: «Вся современная жизнь людей есть холодный ужас… ужас надолго непоправимый» - писал он в одном из писем. Но и пророки ошибаются. «Одно из главных заблуждений поэта - поклонение Прекрасной Даме». На эту роль поэт выбрал вполне обыкновенную, плотскую и чувственную девушку, которой посвятил около 700 стихотворений! Она была для него «светлой», «таинственной», «лучезарной» и т. п. Но в то же время нуждалась в обычной семейной жизни и тех отношениях, которые Блок ей не мог дать. Первый сборник поэта «Стихи о Прекрасной Даме» выходит в 1904г. и становится одним из главных произведений русских символистов и шедевром любовной лирики.

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо -

Все в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне - и ясен нестерпимо,

И молча жду - тоскуя и любя…

Учение старшего наставника Вл.Соловьева о Вечной Женственности полностью владеет поэтом. Но далее в стихи входит тема города, Петербурга, его жителей, России… Социальные потрясения, переломные моменты истории постоянно находят отражение в творчестве Блока:

Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?

Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма!

Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться…

Вольному сердцу на что твоя тьма?..

Но Блок не мыслил себя вне родины, вне путей своей России:

О Русь моя! Жена моя! До боли

Нам ясен долгий путь!

Наш путь - стрелой татарской древней воли

Пронзил нам грудь.

«Блок постепенно превращается из юного мечтательного отрока, влюбленного и тоскующего, в «угрюмого скитальца», в «печального» человека, расставшегося со своей мечтой и придавленного безысходной унылой действительностью». Он пишет цикл под характерным названием «Страшный мир» (1909 - 1916):

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века -

Все будет так. Исхода нет.

Революция сломала Блока как поэта. Он предвидел потрясения, но эти потрясения уничтожили его. Блок остался в стране. Но его попытки приспособиться к новой жизни, закончились ничем, он умер от «бездонной тоски» (М. Горький), от нехватки свежего воздуха, которого его лишила новая власть в 1921г. Наш современник Корнилов вывел следующее: «Возмездие. Россия, мрак и Блок». Жизнь и смерть великого поэта в полной мере отразили трагедию всего русского народа того времени, времени потрясений и революций. Также как отразили небывалый взлет, расцвет русской культуры, поэзии в начале XX века и падение, смерть ее с приходом новой власти, с разрушением России как государства в 1917 году. Это был расцвет «Серебряного века» и смерть его.

Среди младших символистов помимо Блока выделяется имя А. Белого (Бугаева). Его стихи, так же как и творчество Блока, были провидческими. Он, как и Блок, жил в ожидании потрясений. На его творчество оказали влияние и Ницше, и Достоевский, и Шопенгауэр, и Вл. Соловьев… Колебания из стороны в сторону - характерная черта поэта. Искусство, творимое им, было фантасмагоричным. Он любил сталкивать мистическое и бытовое, часто совмещая их.

Андрея Белого лишь чую,

Андрея Белого боюсь…

С его стихами не кочую

И в их глубины не вдаюсь…

Так писал Игорь Северянин, выражая отношение многих читателей.

Биография Андрея Белого, впрочем, как и многих его коллег по литературному цеху, отразила все потрясения эпохи. От денди, кружащегося в вихре символизма, до жалкого существа, пытающегося приспособиться к советскому строю и погибшего под железной машиной большевизма.

Громким именем символизма и «Серебряного века» в целом был Вячеслав Иванов. Многие именно его, а не Брюсова, считали вождем и теоретиком символизма, и не без оснований. Именно у него в квартире собирался весь цвет тогдашней поэзии. Иванов много знал, читал и писал, считаясь сложным поэтом. Плюс к тому религиозность - считалась одной из сущностных черт его как поэта. После революции Иванов пробует жить в своей другой стране, но неудачно, сначала оказывается в психушке, затем эмигрирует в Италию. В первом же стихотворении, написанном за границей, он уподобляет «Россию сгоревшей Трое, а беглецов из России - спутникам Энея, вынесшим из пламени отеческих богов».

Но вернемся к течениям реки под названием «Серебряный век». Примерно в 1910 г. появилось новое направление - акмеизм. Яркими представителями акмеизма являлись Гумилев, Мандельштам, Ахматова, Городецкий, Нарбут. Они декларировали освобождение поэзии от символистских призывов к идеальному, возвращение ей ясности, вещности, «радостное любование бытием» (Н. Гумилев).

Я вежлив с жизнью современною,

Но между нами есть преграда,

Все, что смешит ее надменную,

Моя единая отрада.

Победа, слава, подвиг - бледные

Слова, затерянные ныне,

Звучат в душе, как громы медные,

Акмеисты пытались соединить предметное и поэтическое. По сути, у них не было столь организованного течения, как символизм, это была просто группа молодых, талантливых и очень разных поэтов, связанных личной дружбой. Они начали издавать свой журнал и альманах «Цех поэтов». Мандельштам свой первый сборник, вышедший в 1913г. назвал «Камень». Название, безусловно, перекликается с тютчевским камнем, который акмеисты кладут в основание своего здания. Тем не менее, в ранних стихах Мандельштама соседствовали и символизм, и акмеизм, но при этом так спокойно и без конфликтно, как само- собой разумеющееся:

Нет, не луна, а светлый циферблат

Сияет мне, - и чем я виноват,

Что слабых звезд я осязаю млечность?

И Батюшкова мне противна спесь:

Который час, его спросили здесь,

А он ответил любопытным: вечность!

Блок выступил с критикой акмеизма, опубликовав очерк «Без божества, без вдохновенья». Впрочем, из всех он выделил Анну Ахматову, как исключение из правил. Она же до самых своих последних дней очень высоко оценивала роль акмеизма и в своей собственной жизни и в литературе той эпохи.

Ржавеет золото, и истлевает сталь,

Крошится мрамор. К смерти все готово.

Всего прочнее на земле - печаль.

И долговечней - царственное слово.

Ахматовское поэтическое литье - это действительно царственное слово с печалью пополам…

Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки.

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки…

«Взволнованность чувств. Трепетность. Тончайший эротизм - стиль ранней Ахматовой».

Несомненно, именно в эти несколько лет перед революцией, творения Ахматовой, Мандельштама, Гумилева и других поэтов действительно сияли всеми гранями своего таланта. Это был расцвет, подъем, вершина. После революции акмеизм, как и весь остальной символизм официально закончился, был запрещен и замалчивался советской властью. Ахматова, оставшись в СССР, не печаталась, тихо и молча писала в стол, попав в своеобразные кандалы. Гумилев был одним из первых расстрелян, как враг народа в августе 1921г., в то же время, задыхаясь без воздуха свободы, умер больной Блок.

Все поэты «Серебряного века» так или иначе столкнулись с машиной большевизма, но, пожалуй, лишь Мандельштам был разорван этим «веком - волкодавом» в клочья. «Невозможно представить себе судьбу страшней мандельштамовской - с постоянными гонениями, арестами, бесприютностью и нищетой, с вплотную подступившим безумием, наконец, со смертью в лагерной бане, после чего его труп, провалявшись на свалке, был брошен в общую яму…» (С. Рассадин).

Петербург! Я еще не хочу умирать:

У тебя телефонов моих номера…

Почти одновременно с акмеизмом в начале XX века возникло еще одно течение - футуризм. Оно было представлено Хлебниковым, Каменским, Бурлюком, ранними Маяковским, Северяниным, Пастернаком и др. Целью этих поэтов была революция в искусстве. Они не признавали как старого буржуазного искусства, так и символизма с акмеизмом. Футуристы ориентировались на язык улицы, лубок, рекламу, фольклор и плакат, на агрессивную оппозиционность. Вот как звучат ранние стихи Маяковского «Ночь»:

Багровый и белый отброшен и скомкан

В зеленый бросали горстями дукаты,

А черным ладоням сбежавшихся окон

Ранний Маяковский - бунтарь, громкий лирик, певец города…в советское время - он совсем иной, вожак масс, но привязанный веревочкой к новой власти, пытающийся стать ее поэтическим вожаком, но в итоге ставший одним из многих, чиновником, кликушей, «бандуристом на пирушке победителей» (М. Осоргин). Упрекавший С. Есенина в малодушии, Маяковский сам не мог сосуществовать с тоталитаризмом советской власти, справиться со своей личной несвободой и застрелился в 1930 г.

Настоящее признание к Игорю Северянину пришло после критики Льва Толстого в 1910 году, тогда великий моралист не скупился на слова: позор, разврат, пошлость!.. а Северянин «был всего лишь соловей русской поэзии…изобретатель и сочинитель новых рулад и изысков». Его сборники переиздаются десятки раз, бьют рекорды 1913-1918 г.г., это было его время, время его славы:

Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!

Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!

Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!

Ананасы в шампанском - это пульс вечеров!..

Поэзия Северянина музыкальна и чувственна, карнавальна, учитывает вкусы и пристрастия толпы, читателей. Но все закончилось быстро, революция застала его в Эстонии, там он и остался. Его слава сошла на нет, умер он в нищете и забвении.

История отечественного футуризма складывалась из «непростого взаимодействия и борьбы четырех основных группировок: кубофутуристы (Хлебников, Бурлюк, Маяковский), эгофутуристы (Северянин, Игнатьев), «Мезонин поэзии» (Шершеневич, Ивнев), «Центрифуга» ((Пастернак, Асеев)». Споры, неприязнь, колкие выпады в адреса друг друга не мешали мастерам пера творить и создавать свои шедевры.

Одним из тех, кто навсегда вошел в историю русской поэзии, кто остался с Россией в ее нелегкие годы и вкусил сполна советской эпохи, был лауреат Нобелевской премии мира по литературе 1958 года, Борис Пастернак. Футуриста из него не вышло, так же как не вышло и ангажированного властью поэта.

Февраль. Достать чернил и плакать!

Писать о феврале навзрыд,

Пока грохочущая слякоть

Весною черною горит…

Это ранние строки поэта. В дальнейшем, Пастернак, по его словам отказывается от романтической манеры письма, называя себя «свидетель». Он действительно был свидетелем истории и жизни России.

Сестра моя - жизнь и сегодня в разливе

Расшиблась весенним дождем обо всех,

Но люди в брелоках высоко брюзгливы

И вежливо жалят, как змеи в овсе…

Он остался в стране, жил с ней, был оставлен в покое до поры властью, даже разговаривал со Сталиным по телефону, защищая Мандельштама, был членом Союза писателей, но его практически не издавали: «дурак, герой, интеллигент…» - презрительно называл его Д. Бедный.

Я не держу. Иди, благотвори.

Ступай к другим. Уже написан Вертер,

А в наши дни и воздух пахнет смертью:

Открыть окно, что жилы отворить…

Пастернак умер в 1960 году, по счастливой случайности успев написать и сохранить лучшие свои творения. Он выжил в машине революции, как и Ахматова, и это удивительное благоволение истории позволило нам, потомкам, обладать драгоценными камнями его творчества.

Несколько обособленно от всех течений стоит Марина Цветаева - поэтесса от Бога, «единственная в своем роде в подлунном мире» (И. Бродский). Она начала рано писать стихи и засверкала уже в 16 лет. Появились первые сборники, дружба с Мандельштамом, Пастернаком, Ахматовой…

В утренний синий час

Кажется, четверть пятого, -

Я полюбила Вас,

Анна Ахматова.

Ее стихи сверкают своей «серебристостью»:

Моим стихам, написанным так рано,

Что и не знала я, что я - поэт,

Сорвавшимся как брызги из фонтана,

Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,

В святилище, где сон и фимиам,

Моим стихам о юности и смерти,

Нечитанным стихам!

Разбросанным в пыли по магазинам,

Где их никто не брал и не берет,

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

Революцию она не приняла. Для Цветаевой она предстала в образе повальной пьяной оргии. Отношение к гражданской войне Цветаева выразила в стихах:

Сегодня ночью я целую в грудь

Всю круглую воюющую землю.

А далее - эмиграция, разлука, но издание сборников стихов, «начало более строгой, организованной и менее интимной поэтики». «Между советскими и западными воззрениями Цветаева легла яблоком раздора - от границы 17-го года ее оттаскивали в разные стороны». Но без эмиграции, без революции не было бы той М.Цветаевой, которая выросла из романтичной ветреной девушки. После 14 лет в эмиграции, где ей не удалось практически ничего издать, где ее не принимала поэтическая элита, кроме Ходасевича, Цветаева вернулась в СССР. Это был 1939 год.

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,

И все - равно, и все - едино.

Ох, нелегкое время выбрала Марина Ивановна для возвращения. Ее хватило только на 2 года. Тоталитарная система смела никому не нужную хрупкую поэтессу, к тому же не желавшую идти на компромиссы с властью. Не было постоянного жилья, денег, наступила война, эвакуация, безысходность… Марина Цветаева ушла из жизни в августе 1941г.

Отказываюсь - быть.

В Бедламе нелюдей

Отказываюсь - жить

С волками площадей…

Трагедия русского народа на сломе веков, когда под напором новой власти рушилась Россия, жизни людей не стоили и гроша, в полной мере нашла отражение в судьбах и творчестве поэтов «Серебряного века». Еще недавно властители дум и умов, они высоко парили и создавали новые течения и шедевры, вдруг их лишили воздуха и свободы полета, подвели к той черте, за которой или смерть физическая или смерть духовная. Это время было взлетом и падением, расцветом и упадком «Серебряного века».

Существует обратная сторона медали: личные судьбы и творчество поэтов - влияли на судьбы народа, России. Это спорный момент, но несомненно то, что часть вины в случившихся переворотах в России, приходится на интеллигенцию того времени, в которую входили и наши поэты. Академик А. Панченко пишет, что «интеллигенция проторила дорогу революции, увлекшись марксистскими идеями». Подтверждение мы видим у Брюсова в те годы:

Я действительности нашей не вижу,

Я не знаю нашего века,

Родину я ненавижу,

Я люблю идеал человека.

А вот стихи Бальмонта о Николае II:

Наш царь…

Зловонье пороха и дыма…

Наш царь - убожество слепое…

Многие представители «Серебряного века» призывали людей к бунту, жаждали его, раздували революционный пожар, который их же и сжег. Но они были дети своего времени, и их поэзия была неразрывно с ним связана.

«Серебряный век» закончился с революцией?!.. И да, и нет. Кто-то остался на родине (меньшая часть): Блок, Брюсов, Маяковский, Есенин, Ахматова, Мандельштам, Пастернак… кто-то уехал в эмиграцию (большая часть): Бунин, Бальмонт, Мережковский, Гиппиус, Шмелев, Аверченко…

«Серебристость» еще долго отражалась на произведениях тех поэтов и писателей, кто дебютировал в начале века. Она помогала их попутчикам и последователям, как например Булгаков, которого прямо хочется назвать писателем «Серебряного века», хотя это не так. Та же «серебристость» постоянно звучит в творчестве нашего современника И. Бродского, которого полноправно можно назвать наследником А. Ахматовой, и который умер только лишь в 1996г. Вот его стихи, написанные на ее 100-летие:

Страницу и огонь, зерно и жернова,

Секиры острие и усеченный волос -

Бог сохраняет все; особенно - слова

И заступ в них стучит. Ровны и глуховаты,

Затем, что жизнь - одна, они из смертных уст

Звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.

Великая душа, поклон через моря

За то, что их нашла, - тебе и части тленной,

Что спит в родной земле, тебе благодаря

Обретшей речи дар в глухонемой вселенной.

Поэзия «Серебряного века», несомненно, будет еще долго служить нашим талантливым современникам как источник силы и вдохновения в их творческих полетах. Связь поколений современной России и России «Серебряного века» очень крепка и свидетельство тому множество стихов, песен, написанных в наше время. Пишутся и посвящаются, например Марине Цветаевой, все новые и новые стихи:

Марина…как шелест дыханья,

Прозрачная тень утром ранним,

Гора, устремлённая в небо,

Мечта, превращённая в небыль.

Мечта как окно в параллельность,

Атака на всё, что приелось,

Мечта безгранична как море,

Как горе, Марина, как горе.

Как странно, что мы так похожи,

Возможно, всё ложно и всё же,

Большое спасибо, Марина,

За всё, что ты мне подарила.

(Сергей Сырцов, Екатеринбург)

Появляются все новые песни на стихи Северянина, Пастернака, Цветаевой... Это, например, всем известная «Свеча горела на столе…», песни из кинофильмов Э. Рязанова и другие. Из последних, лично мне очень нравятся музыка и песни Ирины Богушевской, воплощенные в сборнике «Бразильский крейсер» (по заглавию стихотворения И. Северянина). А также сборник Александра Новикова «Ананасы в шампанском», написанный на стихи Ходасевича, Северянина, С. Черного, Н. Гумилева и др.

Поэзия начала XX века сейчас, в начале XXI века, в наше неспокойное время, когда пишется новая отечественная история, наполненная кризисами, взлетами и падениями экономики, исканиями новых путей развития, возвращения и осмысления забытых культурных ценностей, - особенно актуальна и ценна.

Закончить мне хотелось бы стихами Николая Гумилева, которые звучали со сцены Петроградского театра вскоре после его смерти в 1922 году, как прощальный аккорд всему «Серебряному веку»:

Так уйдем мы от смерти, от жизни.

Брат мой, слышишь ли речи мои?

К неземной, к лебединой отчизне

По свободному морю любви…

Использованная литература:

поэзия серебряный культура русский

1.Б. Тух. Путеводитель по Серебряному Веку. Октопус. Москва, 2005г.

Ю. Безелянский. 99 имен Серебряного Века. Эксмо. Москва, 2008г.

Н. Барковская. Поэзия Серебряного Века. Екатеринбург, 1999г.

М. Соколова. Мировая культура и искусство. Академия. Москва, 2006г.

А. Радугин. Культурология. Библионика. Москва, 2005г.

М. Зуев. История России. Дрофа. Москва, 2001г.

А. Панченко. О русской истории и культуре. Санкт-Петербург, 2000г.

А. Жолковский. Блуждающие сны. Из истории русского модернизма. Советский писатель. Москва, 1992г.

Г. Горчаков. О Марине Цветаевой глазами современника. Москва, 1989г.

М. Цветаева. Стихотворения. Казань, 1983г.

О. Мандельштам. Стихи. Пермь, 1990г.

А. Блок. Стихотворения и поэмы. Современник. Москва, 1987г.

И. Бродский. Пейзаж с наводнением. Азбука. Санкт-Петербург, 2012г.

“Стихи о Прекрасной Даме” - ранняя

утренняя заря - те сны и туманы,

с которыми борется душа, чтобы получить

право на жизнь

Одиночество, мгла, тишина - закрытая книга

Бытия... там все... пленяет недоступностью...

Александр Блок

Раннее творчество Александра Блока. Первый его сборник - “Стихи о Прекрасной Даме”. В нем отразились мысли, настроение и мироощущение двадцатидвухлетнего юноши. Достаточно взглянуть на фотоснимок, сделанный в 1904 году. Какая вселенская грусть в глазах! “Трагическим тенором эпохи” назвала Александра Блока Анна Ахматова.

В первом сборнике А. Блока собраны стихотворения содержащие в себе часто противоположные взгляды на мир.

Большое влияние на поэта и его творчество оказал Владимир Соловьев. Идея двоемирия, женского начала не покидала Блока.

В ранних лирических произведениях отразилось стремление поэта постичь мир. Миром правит женское начало оно вечное, нетленное. По Блоку, человек в состоянии любви прорывается к высшим сферам бытия. Любовь поэта - постоянное ожидание.

В первом сборнике - преклонение и служение рока веч ной Прекрасной Даме и ожидание любви. Но со временем приходит осознание невозможности встречи с владеющей вселенной гармонизацией мира. Между поэтом и Дамой происходит разрыв, который поэт очень тяжело переживает. На смену светлой мечте приходят безысходность, непонятность. Появляются такие символы, как метель, вихрь, вьюга. Мерцающий свет фонаря символизирует здешний мир, белые страны, зори, лазурь - места иные, уходящие из ранней лирики А. Блока. Появляются кровавые, красные, багровые тона. Город предстает перед глазами читателя в мистическом облике. Рыцарские доспехи героя сменяются на костюм арлекина. Вместо преклоняющегося инока - хохочущий шут, фантастическое, призрачное видение: “По городу бегал черный человечек...” У Блока обычная, повседневная жизнь переплетается с мистической, нереальной.

Но, несмотря на противоречивость мыслей, основные мотивы, взгляды ранних стихотворений А. Блока сохранились на протяжении всего творчества поэта. Цикл стихотворений о Прекрасной Даме - это попытка слияния индивидуальной души поэта с мировой душой.

Сборник “Стихи о Прекрасной Даме” имеет три раздела, внутренне связанных между собою; через них как бы осуществляется драматическое движение творческой мысли поэта: это разделы-главы - “Неподвижность”, “Перекрестки”, “Ущерб”.

В первом разделе, “Неподвижность”, собраны стихи, непосредственно обращенные к Прекрасной Даме. Название раздала сходно со стихотворением В. Соловьева “Бедный друг! Истомил тебя путь...”:

Смерть и Время царят на земле, -

Ты владыками их не зови;

Все, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь солнце любви.

и само понятие “неподвижность” Блок вкладывает глубокий философский смысл, и оно в его поэтическом иносказании имеет много оттенков. Самый несомненный из них выражает идею постоянства, верности, рыцарского служения, выражающие самое главное, “сокровенное и несказанное”.

О, Святая, как ласковы свечи,

Как отрадны Твои черты!

Мне не слышны ни вздохи, ни речи,

Но я верю: Милая - Ты.

“Неподвижность” - поэтический пролог ко всему творчеству Блока. Именно здесь рассказана история жертвенной любви Рыцаря к Прекрасной Даме, и вместе с тем это быль, действительная, земная история любви А. Блока к Л. Д. Менделеевой. В “Неподвижности” зарождается святая для Блока тема: поэт и его идеал Прекрасного (слияние Добра, Красоты, Истины), которому он был верен всю жизнь.

История любви Рыцаря и Прекрасной Дамы от начала и до конца драматична. В основе сюжетного движения первой книги - изначальный и все время нарастающий драматизм, кроющийся в самой природе героев, и прежде всего в характере Прекрасной Дамы. Ее облик изменчив, она непостижима. Мотив этот обозначился сразу же, во втором стихотворении сборника “Предчувствую Тебя...”:

Но страшно мне: изменишь облик Ты.

Это пророческое стихотворение - камертон ко всей лирике. В нем “напророчен” не только будущий “ущерб” Прекрасной Дамы -

Дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты, -

но и будущий неизбежный путь лирического героя:

О, как паду - и горестно, и низко,

Не одолев смертельные мечты!

Стихотворение завершается двустишьем, в котором выражена трагическая противоречивость блоковского героя:

Как ясен горизонт!

И лучезарность близко.

Но страшно мне: изменишь облик Ты.

Стихотворение “Я их хранил в приделе Иоанна...” было написано на следующий день после того, как Л. Д. Менделеева согласилась стать женой Блока. “... Свершилось то, чего никогда еще не было, чего я ждал четыре года...” - писал Блок в дневнике.

И вот зажглись лучом вечерним своды.

Она дала мне Царственный Ответ.

Во втором разделе сборника, который Блок назвал “Перекрестки”, резко меняются тональность, ритм, появляется блоковский Петербург, его Город. В “Неподвижности” обращает на себя внимание необычайное слияние поэта с миром природы. Это слияние сходно с мировосприятием И. Бунина.

В “Перекрестках” отразился резкий поворот в лирике Блока.

Раздел “Перекрестки” открывается многозначительным и откровенно-дерзким стихотворением “Обман”, далеким от лучезарности первой части сборника. Вместо розовых зорь фабричная гарь, в глаза бросается красный цвет: красный карлик, красный колпак, красное солнце: “По улицам ставят красные рогатки. Шлепают солдатики...”

Следующие стихотворения в нарастающей степени развивают тему обмана, тему города, в котором сосредоточены порок и гибель. Еще более усиливаются красные тона: кровавое солнце, красные пределы города, красный дворник, пьяно-алая вода. В стихотворении “Город в красные пределы...”, посвящено лучшему другу Евгению Иванову, который также испытывал мучительную любовь-ненависть к городу Петра, Блок до такой степени сгущает краски, что перед нами уже не город, а “серо-каменное тело” с “мертвым ликом”, колокол с “окровавленным языком”.

Стихотворения этого раздела “Все кричали у круглых столов...”, “Свет в окошке шатался...”, “Я вышел в ночь...” предвосхищают Блока - поэта “Страшного мира”. Здесь появляются трагические темы балагана, арлекин, двойничества.

Восхищенью не веря,

С темнотою - один -

У задумчивой двери

Хохотал арлекин.

Блок объясняет, что двойничество, то есть расщепленность души человека, перекрестков, перепутий, происходит от точного понимания трагической диалектики жизни эпохи рубежа веков. “Перекрестки”, “Перепутья”, “Распутья” - это еще и синонимы исторического рубежа - конца XIX и начала нового XX века.

В одном из последних писем Блок сказал пророческие для него слова, которые можно отнести в равной мере к его прошлому, настоящему и будущему, ко всей его жизни: “... искусство там, где ущерб, потеря, страдание, холод. Эта мысль стережет всегда”. Название заключительного раздела цикла “Стихов о Прекрасной Даме” - “Ущерб” - содержит в себе именно этот смысл, о котором говорилось в письме.

Первое стихотворение, которым открывается заключительный раздел книги, - “Экклесиас". Это откровенная история о неизбежности катастрофы. Эпиграф к стихотворению взят Блоком из Библии.

Все диким страхом смятено.

Столпились в кучу люди, звери.

И тщетно замыкают двери

Досель смотревшие в окно.

Стихотворение “Встала в сияньи...” - рассказ о трагической смерти женщины.

Мамочке не больно, розовые детки,

Мамочка сама на рельсы легла.

Доброму человеку, толстой соседке,

Спасибо, спасибо. Мама не помогла...

Казалось бы, здесь Прекрасная Дама исчезает, уступает место героине суровых, драматических будней города. Но вот элегия “Когда я уйду на покой от времен...” не дает забыть этот волшебный образ. Более того, если рассмотреть творчество А. Блока в целом, то это стихотворение воспринимается как предвестник элегии Блока “О доблестях, о подвигах, о славе...”, которой открывается лирическая книга “Ночные часы”.

Сборник завершается стихотворением “Дали слепы, дни безгневны...” Это стихотворение по своей тональности напоминает стихотворение из цикла “Молитвы”, помещенное Блоком в конце первого раздела “Неподвижности” - “Сторожим у входа в терем...” Оно подхватывает последние строки “Молитвы”:

Молча свяжем вместе руки,

Отлетим в лазурь.

Теперь в этих строках звучит мотив вечного боя, блоковской неуспокоенности:

Что мгновения бессилья?

Время - легкий дым...

Мы опять расплещем крылья,

Снова отлетим!

И опять, в бездумной смене

Рассекая твердь,

Встретим новый вихрь видений,

Встретим жизнь и смерть!

Сочинение

Начало двадцатого века… Грядущий вихрь социальных потрясений, кажется, должен, смести. Но при грохоте оружия - Русско-японской, первой мировой, других войн - музы не молчат. Я вижу, я слышу, я чувствую, как бьются раскаленные сердца поэтов, чьи стихи ворвались ныне и в нашу жизнь. Ворвались - и едва ли забудутся. «Серебряный век» - это время ярких метафор, неустанных поисков глубинного смысла слов, звуков, фраз. Звезда, именуемая Полынью, явила свой лик земле - не ею ли озарены страницы стихов, долгое время недоступных нам? Анна Ахматова, Николай Гумилев, Марина Цветаева, Борис Пастернак - и, конечно же, великий Блок - они взывают к нам сквозь бури войн и потрясений, они зовут нас в свой богатый образный мир. Я восхищаюсь поэзией Бориса Пастернака. Мне нравится его сердечная порывистость, доброта, одухотворенность, редкостная впечатлительность. Я вновь и вновь вижу перед собой страницы, покрытые его узорчатым и летящим, словно ветром подхваченным почерком. Лирика, поэмы, повести, драматические переводы, мемуары, проза, явили нам огромный мир живых и светлых образов, не всегда понятных сразу, но при вчитывании открывающих то, что можно было сказать именно так, именно этими словами. Живая современность всегда присутствовала в поэзии Пастернака - она была именно живая, всепроникающая, дышащая. «И окно по крестовине сдавит голод дровяной», - тяжеловато для поверхностного взгляда, но при внимательном прочтении - здесь холод послереволюционных зим; окно, готовое «войти» в комнату, «сдавить» ее, а «голод» становится ее сущностью, как и сутью живущих в ней. При всем своеобразии лирики поэта читатели чутко отзывались даже на его «балладные» строки вроде: «Впустите, мне надо видеть графа», не говоря о книгах стихов - таких, как «Поверх барьеров», «Темы и вариации», «На ранних поездах». Благоговение перед чудом жизни, чувство благодарности к ней - едва ли не главная тема стихов Пастернака. Он почти не знал границ между живой и неживой природой. «И через дорогу за тын перейти нельзя, не топча мирозданья», - писал поэт, словно перекликаясь с Тютчевым, окруженным со всех сторон «пылающею бездной», с Фетом, лирика которого была распахнута в беспредельность мироздания. Дожди и метели, зазимки и весенние ручьи, Урал и Север, родное поэту Подмосковье с его ландышами и соснами - все это первозданной чистотой красок вошло в душу Пастернака. «Это щелканье сдавленных льдинок», - пишет он о поэзии, «вздрагивал дом, обливаясь дождем»… Мир его - это нечто живое, ожившее под волшебной кистью художника. «Косится, смотрит, видит, узнает» - не напрасно именно так охарактеризовала Ахматова его пристальный взор, его «вникание», «вживание» в окружающий мир. Вопросы о жизни и смерти, об искусстве, о самоутверждении человека с юношеских лет волнуют Марину Цветаеву, чья поэзия также вошла в мою жизнь и, думаю, осталась со мной навсегда. Ее стихи раскрывают обаяние глубокой и сильной натуры, не признающей стереотипов, навязанных кем-то догматов, необычайной во всем, Цветаева-поэт неотделима от Цветаевой-человека. Предельная искренность - вот что привлекает меня в ее стихах, написанных «так рано». Рано - для нашего не готового еще к попранию шаблонов сознания. Но поздно, очень поздно пришли эти строки в жизнь нашей страны. В каждой - сила характера, воли, личности. И лирический герой, а лучше, лирическое «я» в стихах Цветаевой - личность сильная, свободолюбивая, наделенная прекраснейшим из талантов - талантом жизнелюбия. Не было в ее жизни далекой Елабуги, жуткой деревянной балки, а было - страстное желание понять, оценить, полюбить. Все таить, чтобы люди забыли, Как растаявший снег и свечу? Быть в грядущем лишь горсткой пыли Под могильным крестом? - не хочу! - восклицает поэтесса. Лирическое «я» Цветаевой - человек действия, поступка. Безмятежное, спокойное существование - не для нее. Совсем иными мне кажутся стихи Анны Ахматовой. За каждым словом ее - та душевная боль, которую поэт несет миру, призывая его разделить страдания, а оттого становясь ближе и дороже каждому читательскому сердцу. Стиль Ахматовой - та удивительная простота, которая всегда и характеризует подлинное чувство, та немногословность, что потрясает, тот лаконизм, что заставляет меня вглядываться в ее строки, ища в них разгадки волшебной гармонии, звенящей там. Брошена. Придуманное слово! Что же я, цветок или письмо? А глаза глядят уже сурово В потемневшее трюмо. Потеря друга, любимого - и это выражается столь лаконично, что словно испытываешь тот подступающий к горлу ком, который мучил поэтессу в этот миг. Образы легки и словно приглушены, но это - подавленные в себе явления подлинной муки скорбящей души. Временами казалось поэтессе, что идет она «в никуда и в никогда», что голос ее будет согбен и растоптан. Этого не произошло - стихи ее живут, голос ее звучит. «Серебряный век»… Удивительно емкие слова, точно определившие целый период развития русского стиха. Возвращение романтизма? - очевидно, в какой-то мере и так. В целом же - зарождение нового поколения стихотворцев, многие из которых покинули отринувшую их родину, многие погибли под жерновами гражданской войны и сталинского безумия. Но права была Цветаева, воскликнувшая: Моим стихам, как драгоценным винам, - Настанет свой черед! И он настал. Многие сейчас все глубже и глубже постигают цветаевские строки, открывая для себя великие истины, зорко, охранявшиеся десятилетиями от постороннего глаза.

На рубеже ХIХ-ХХ вв. русская поэзия, как и западная, тоже переживает бурное развитие. В ней доминируют авангардистские и модернистские тенденции. Модернистский период развития русской поэзии конца XIX — начала XX вв. называют «серебряным веком », русским поэтическим ренессансом.

Идейным основой развития новой русской поэзии стал расцвет религиозно-философской мысли, который происходит в России на рубеже XIX-ХХ вв. Новая философия предстает как кригична реакция на позитивизм второй половины XIX в. с его рациональным отношением к жизни как к факту бытия исключительно материального. Новая русская философия, наоборот, была идеалистической, обращалась к иррациональным сторонам человеческого бытия и пыталась синтезировать опыт науки, философии и религии. К основным ее представителям принадлежат М. Федоров, Н. Бердяев, П. Флоренский, Н. Лосский, С. Франк и другие, среди которых не самым непосредственное влияние на формирование идейной основы русского поэтического модернизма оказал выдающийся русский мыслитель и поэт Владимир Сергеевич Соловьев. Его философские идеи и художественные образы стоят у истоков русского поэтического символизма.

За «серебряного века» в русской поэзии ярко проявили себя четыре поколения поэтов: бальмонтивське (которое родилось в 60-е и начале 70-х годов XIX в.), Блоковское (около 1880-го года), гумилевской (около 1886 года) и поколения 90-х годов, представлено именами Г. Иванова, Г. Адамовича, М. Цветаевой, Р. Ивнева, С. Есенина, В. Маяковского, М. Оцупа, В. Шершеневича и многих других. Значительное количество русских писателей была вынуждена эмигрировать за границу (К. Бальмонт, И. Бунин, А. Куприн, Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Саша Черный и многие другие). Разгром русской культуры и поэзии «серебряного века» был окончательно завершен осенью 1922 г. принудительным высылкой из советской России за границу 160 известных ученых, писателей, философов, журналистов, общественных деятелей, что положило начало формированию мощной эмиграционной ветви русской литературы и культуры.

Русская поэзия «серебряного века» стала своеобразным подведением итогов двухсотлетнего развития новой русской поэзии. Она подхватила и продолжила лучшие традиции предыдущих исторических этапов развития русской поэзии и одновременно обратилась к существенной переоценке ценностей художественных и культурологических приоритетов, которые направили ее развитие.

В истории развития русской поэзии «серебряного века» наиболее ярко проявили себя три направления: символизм, акмеизм, футуризм. Отдельное место в российском поэтическом модернизме начала XX вв. занимают так называемые «новые крестьянские» поэты, а также поэты, творчество которых четко не соотносится с определенным художественным направлением.

Символизм. Первым из новых направлений появился символизм, который и положил начало «серебряному веку» русской поэзии. Символизм (греч. зутЬоИоп — условный знак, примета) — литературное направление конца XIX — начала XX века, основной чертой которого является то, что конкретный художественный образ превращается в многозначный символ. Символизм рождается во Франции и как сформирован литературное направление начинает свою историю с 1880 года, когда Стефан Малларме начинает литературный салон (так называемые «вторники» Малларме), в котором принимают участие молодые поэты. Программные символистские акции проходят в 1886 году, когда печатаются «Сонеты к Вагнеру» во-

сьмы поэтов (Верлен, Малларме, Пль, Дюжарден и т.п.), «Трактат о Слове» Р. Гиля и статья Ж. Мореаса «Литературный манифест. Символизм ».

С символизмом связывают свое творчество выдающиеся писатели и за пределами Франции. В 1880-е годы начинают свою деятельность бельгийские символисты — поэт Эмиль Верхарн и драматург Морис Метерлинк. На рубеже веков выступили выдающиеся австрийские художники, связанные с символизмом — Гуго фон Гофмансталь и Райнер Мария Рильке. К символистов принадлежал также польский поэт Болеслав Лесьмяна, с художественными принципами символизма соотносятся отдельные произведения немецкого драматурга Гергарта Гауптмана, английского писателя Оскара Уайльда, позднего Генрика Ибсена. В украинскую поэзию символизм вошел с творчеством М. Вороного, О. Олеся, П. Кар-Манского, В. Пачевского, М. Яцкива и других. Школу символизма прошли такие выдающиеся украинские поэты, как М. Рыльский и Тычина, «Солнечные кларнеты» которого составляют вершину украинского символизма.

Символизм противопоставил свои эстетические принципы и поэтику реализму и натурализму, направлениям, которые он решительно отрицал. Символисты не заинтересованы в воссоздании реальной действительности, конкретного и предметного мира, в простом изображении фактов повседневности, как это делали натуралисты. Именно в своей оторванности от реальности художники-символисты и видели свое превосходство над представителями других направлений. Символ является фундаментом всего направления. Символ помогает художнику отыскать «соответствия» между явлениями, между реальным и таинственным мирами.

Точкой отсчета русского символизма стала деятельность двух литературных кружков, возникших почти одновременно в Москве и Петербурге на почве общего интереса философией Шопенгауэра, Ницше, а также творчеством европейских символистов. В конце 90-х годов XIX в. обе группы символистов объединились, создав таким образом единый литературное направление символизма. Тогда же в Москве возникает и издательство «Скорпион» (1899-1916), вокруг которого группируются русские символисты. Русских символистов принято разделять на старших и младших (согласно времени их вступления в литературу и некоторое различие в теоретических позициях). В старших символистов, которые пришли в литературу в 1890-е гг, принадлежат Дмитрий Мережковский (их главный идеолог), Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Федор Сологуб и другие. Идейную основу своих взглядов старшие символисты выводили преимущественно из установок французского символизма, на который главным образом и ориентировались, хотя полностью не отбрасывали и достижений русской идеалистической мысли. Младшие символисты, вступали в литературу уже в начале XX ст. (Андрей Белый, Александр Блок, Вячеслав Иванов и другие), больше ориентировались на философские поиски собственно русской идеалистической мысли и традиции национальной поэзии, называя своими предтечами поэзию В. Жуковского, Ф. Тютчева и А. Фета.

Свою деятельность поэты-символисты сравнивали с теургией (жречеством), а своим стихам часто старались придать признаков ритуально-магического текста, похожего на заклинания. Содержание символических образов в первую очередь рассчитан на то, чтобы возбуждать в воображении слушателя сложную игру ассоциаций, связанных с соответствующим эмоциональным настроем и лишенных четко очерченной предметной основы. Особое значение символисты придавали звучанию стиха, его мелодике и звукописи, а также редкое поэтической лексике. Звукопись стиха они сравнивали с музыкой, а эта последняя ассоциировалась для них с вершиной искусства и оптимальным средством для выражения определенного символического содержания. Символизм сыграл чрезвычайно важную роль в развитии русской поэзии «серебряного века». Он, во-первых, вернул поэзии ту значимость и тот авторитет, которые она потеряла в литературе реализма, сориентированной на прозу, и, во-вторых, заложил традиции, на которых выросли (воспринимая или отталкиваясь от них) другие направления развития русской поэзии начале XX в. и прежде акмеизм и футуризм.

Акмеизм — модернистское течение в русской поэзии 1910-х годов, объединила Николая Гумилева, Анну Ахматову, Осипа Мандельштама, Сергея Городецкого, Георгия Иванова, Михаила Зенкевича, Григория Нарбута и «сочувствующих» Михаила Кузмина, Бориса Садовсь кого и других художников. Довольно часто акмеисты именуют свое направление «адамизмом» (от первого человека, праотца Адама, образ которого в данном случае ассоциировался с выражением природного и непосредственного «начальное» ясного взгляда на жизнь — в противоположность отвлеченному от реальности символизма. Гумилев определял адамизм как « мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь ». В течении применялся также термин М. Кузмина« кларизм », которым поэт называет« прекрасную ясность »как одну из основных принципов новой поэзии.

Сначала движение возникло в виде свободной ассоциации нескольких поэтов, отмежевались от символизма, точнее, от «Поэтической академии» Вячеслава Иванова в знак протеста против его уничтожающей критике гумилевской поэмы «Блудный сын» (1911 г.). Молодые поэты создали союз под названием «Цех поэтов» (существовал в 1911-1914 годах, затем возобновил свою деятельность в 1920-1922 годах), охвативший широкий поэтическое круг (до «Цеха поэтов» входил и А. Блок).

0 / 5. 0

ПОЭЗИЯ “СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА”

ОСНОВНЫЕ ТЕЧЕНИЯ И ВЗГЛЯДЫ НА НИХ.

“Серебряный век “русской поэзии - это название стало устойчивым для обозначения русской поэзии конца XIX — начала XX века. Оно дано было по аналогии с золотым веком - так называли начало XIX века, пушкинское время. О русской поэзии “серебряного века” существует обширная литература - о ней очень много писали и отечественные, и зарубежные исследователи, в т. ч. такие крупные ученые, как В.М. Жирмунский, В. Орлов, Л.К. Долгополов, продолжают писать М.Л. Гаспаров, Р.Д. Тименчик, Н.А. Богомолов и многие другие. Об этой эпохе изданы многочисленные воспоминания - например, В. Маяковского (“ На Парнасе серебряного века”), И Одоевцевой (“ На берегах Невы”) , трехтомные воспоминания А. Белого; издана книга “Воспоминания о серебряном веке”.

Русская поэзия “серебряного века” создавалась в атмосфере общего культурного подъема как значительнейшая его часть. Характерно, что в одно и то же время в одной стране могли творить такие ярчайшие таланты, как А.Блок и В.Маяковский, А.Белый и В.Ходасевич. Этот список можно продолжать и продолжать. В истории мировой литературы это явление было уникальным.

Конец XIX - начало XX в. в России - это время перемен, неизвестности и мрачных предзнаменований, это время разочарования и ощущения приближения гибели существующего общественно-политического строя. Все это не могло не коснуться и русской поэзии. Именно с этим связано возникновение символизма.

Символизм был явлением неоднородным, объединившим в своих рядах поэтов, придерживавшихся самых разноречивых взглядов. Одни из символистов, такие, как Н.Минский, Д.Мережковский, начинали свой творческий путь как представители гражданской поэзии, а затем стали ориентироваться на идеи “богостроительства” и “ религиозной общественности”. “Старшие символисты” резко отрицали окружающую действительность, говорили миру “нет”:

Я действительности нашей не вижу,

Я не знаю нашего века…

(В.Я.Брюсов)

Земная жизнь лишь “сон”, ” тень” Реальности противопоставлен мир мечты и творчества - мир, где личность обретает полную свободу:

Есть одна только вечная заповедь - жить.

В красоте, в красоте несмотря ни на что.

(Д.Мережковский)

Реальная жизнь изображается как безобразная, злая, скучная и бессмысленная. Особое внимание проявляли символисты к художественному новаторству - преобразованию значений поэтического слова, развитию ритмики, рифмы и т.д. “старшие символисты” еще не создают систему символов; Они - импрессионисты, которые стремятся передать тончайшие оттенки настроений, впечатлений. Слово как таковое для символистов утратило цену. Оно стало ценным только как звук, музыкальная нота, как звено в общем мелодическом построении стихотворения.

Новый период в истории русского символизма (1901— 1904) совпал с началом нового революционного подъема в России. Пессимистические настроения, навеянные эпохой реакции 1980-х - начала 1890-х гг. и философией А.Шопенгауэра, уступают место предчувствиям “неслыханных перемен”. На литературную арену выходят “младшие символисты” - последователи философа-идеалиста и поэта Вл.Соловьева., представлявшего, что старый мир на грани полной погибели, что в мир входит божественная Красота (Вечная Женственность, Душа Мира) , которая должна “спасти мир”, соединив небесное (божественное)начало жизни с земным, материальным, создать “царство божие на земле”:

Знайте же: Вечная Женственность ныне

В теле нетленном на землю идет.

В свете немеркнущем новой богини

Небо слилося с пучиною вод.

(Вл.Соловьев)

Особенно привлекают любовь, - эротика во всех ее проявлениях, начиная с чисто-земного сладострастия и кончая романтическим томлением о Прекрасной Даме, Госпоже, Вечной Женственности, Незнакомке… Эротизм неизбежно переплетен с мистическими переживаниями. Любят поэты-символисты и пейзаж,но не как таковой, а опять-таки как средство, как средство выявить свое настроение.Поэтому так часто в их стихотворениях русская, томительно-грустная осень, когда нет солнца, а если есть, то с печальными блеклыми лучами, тихо шуршат падающие листья, все окутано дымкой чуть-чуть колышущегося тумана. Излюбленным мотивом “младших символистов” является город. Город - живое существо с особой формой, особым характером, зачастую это “город-Вампир” , “Спрут”, сатанинское наваждение, место безумия, ужаса; город - символ бездушия и порока. (Блок,Сологуб, Белый, С.Соловьев, в значительной степени Брюсов) .

Годы первой русской революции (1905-1907) вновь существенно изменяют лицо русского символизма. Большинство поэтов откликаются на революционные события. Блок создает образы людей нового, народного мира. В.Я. Брюсов пишет знаменитое стихотворение “Грядущие гунны”, где прославляет неизбежный конец старого мира, к которому, однако, причисляет и себя, и всех людей старой, умирающей культуры. Ф.К.Сологуб создает в годы революции книгу стихотворений “Родине” (1906), К.Д. Бальмонт - сборник “Песни мстителя”(1907), изданные в Париже и запрещенные в России, и т.д.

Еще важнее то, что годы революции перестроили символическое художественное миропонимание. Если раньше Красота понималась как гармония, то теперь она связывается с хаосом борьбы, с народными стихиями. Индивидуализм сменяется поисками новой личности, в которой расцвет “я” связан с жизнью народа. Изменяется и символика: ранее связанная в основном с христианской, античной, средневековой и романтической традицией, теперь она обращается к наследию древнего “общенародного” мифа (В.И. Иванов), к русскому фольклору и славянской мифологии (А.Блок, М.М.Городецкий) Другим становится и настроение символа. Все большую роль в нем играют его земные значения: социальные, политические, исторические.

К концу первого десятилетия XX века символизм,как школа, приходит в упадок. Появляются отдельные произведения поэтов-символистов, но влияние его, как школы, утрачено. Все молодое, жизнеспособное, бодрое уже вне его. Символизм не дает уже новых имен.

Символизм изжил себя самого и изживание это пошло по двум направлениям. С одной стороны, требование обязательной “мистики”, “раскрытия тайны”, “постижения” бесконечного в конечном привело к утрате подлинности поэзии; “религиозный и мистический пафос “корифеев символизма оказался подмененным своего рода мистическим трафаретом, шаблоном. С другой - увлечением “музыкальной основой” стиха привело к созданию поэзии, лишенной всякого логического смысла, в которой слово низведено до роли уже не музыкального звука, а жестяной, звенящей побрякушки.

Соответственно с этим и реакция против символизма, а в последствии борьба с ним, шли по тем же двум основным линиям.

С одной стороны, против идеологии символизма выступили “акмеисты” . С другой — в защиту слова, как такового, выступили так же враждебные символизму по идеологии “футуристы”.

Я душу обрету иную,

Все, что дразнило, уловя.

Благословлю я золотую

Дорогу к солнцу от червя.

(Н.С.Гумилев)

И часы с кукушкой ночи рады,

Все слышней их четкий разговор.

В щелочку смотрю я: конокрады

Зажигают под холмом костер.

(А.А.Ахматова)

Но я люблю на дюнах казино,

Широкий вид в туманное окно

И тонкий луч на скатерти измятой.

(О.Э. Мандельштам)

Эти трое поэтов, а так же С.М.Городецкий, М.А.Зенкевич, В.И.Набурт в том же году назвали себя акмеистами (от греческого akme - высшая степень чего-либо, цветущая пора) . Приятие земного мира в его зримой конкретности, острый взгляд на подробности бытия, живое и непосредственное ощущение природы, культуры, мироздания и вещного мира, мысль о равноправии всего сущего - вот, что объединяло вту пору всех шестерых. Почти все они прошли ранее выучку у мастеров символизма, но в какой-то момент решили отвергнуть свойственные символистам устремленность к “мирам иным” и пренебрежение к земной, предметной реальности.

Отличительной чертой поэзии акмеизма является ее вещественная реальность, предметность. Акмеизм полюбил вещи такой же страстной, беззаветной любовью, как символизм любил “соответствия”, мистику, тайну, Для него все в жизни было ясно. В значительной степени он был таким же эстетством, как и символизм и в этом отношении он, несомненно, находится с ним в преемственной связи, но эстетизм акмеизма уже иного порядка, чем эстетизм символизма.

Акмеисты любили производить свою генеалогию от символиста Ин. Анненского и в этом они, несомненно, правы. Ин.Анненский стоял особняком среди символистов. Отдав дань раннему декадентству и его настроениям, он почти совсем не отразил в своем творчестве идеологии позднего московского символизма и в то время, как Бальмонт, а за ним и многие другие поэты-символисты заблудились в “словесной эквилибристике”, - по меткому выражению А.Белого, захлебнулись в потоке бесформенности и “духа музыки”, залившем символическую поэзию, он нашел в себе силы пойти по другому пути. Поэзия Ин.Анненского знаменовала собой переворот от духа музыки и эстетствующей мистики к простоте, лаконичности и ясности стиха, к земной реальности тем и какой-то поземному амистичной тяжелости настроения.

Ясность и простота построения стиха Ин.Анненского была хорошо усвоена акмеистами. Их стих приобрел четкость очертаний, логическую силу и вещественную весомость. Акмеизм был резким и определенным поворотом русской поэзии ХХ века к классицизму. Но именно только поворотом, а не завершением - это необходимо иметь все время в виду, так как акмеизм носил в себе все же много черт еще не окончательно изжитого романтического символизма.

В целом поэзия акмеистов была образцами в большинстве случаев уступающего символизму, но все же очень высокого мастерства. Это мастерство, в противоположность пламенности и экспрессии лучших достижений символизма, носило в себе налет какого-то замкнутого в себе, утонченного аристократизма, чаще всего (за исключением поэзии Ахматовой, Нарбута и Городецкого) холодного, спокойного и бесстрастного.

Среди акмеистов особенно был развит культ Теофиля Готье, а его стихотворение “Искусство” , начинающееся словами “Искусство тем прекрасней, чем взятый материал бесстрастней”, звучало для старшего поколения “Цеха поэтов” своего рода поэтической программой.

Так же, как символизм, акмеизм вобрал в себя много разнообразных влияний и в его среде наметились разнообразные группировки.

Объединяла всех акмеистов в одно их любовь к предметному, реальному миру - не к жизни и ее проявлениям, а к предметам, к вещам. Любовь эта проявлялась у различных акмеистов по различному.

Прежде всего мы видим среди акмеистов поэтов, отношение которых к окружающим их предметам и любование ими носит на себе печать того же романтизма. Романтизм этот, правда, не мистический, а предметный, и в этом его коренное отличие от символизма. Такова экзотическая позиция Гумилева с Африкой, Нигером, Суэцким каналом, мраморными гротами, жирафами и слонами., персидскими миниатюрами и Парфеноном, залитым лучами заходящего солнца… Гумилев влюблен в эти экзотические предметы окружающего мира чист по-земному, но любовь эта насквозь романтична. Предметность встала в его творчестве на место мистики символизма. Характерно, что в последний период своего творчества, в таких вещах, как “Заблудившийся трамвай”, “Пьяный дервиш”, “Шестое чувство” он становится вновь близким к символизму.

Во внешней судьбе русского футуризма есть что-то, напоминающее судьбы русского символизма. Такое же яростное непризнание на первых шагах, шум при рождении (у футуристов только значительно более сильный, превращающийся в скандал). Быстрое вслед за этим признание передовых слоев литературной критики, триумф, огромные надежды. Внезапный срыв и падение в пропасть в тот момент, когда казалось, небывалое доселе в русской поэзии возможности и горизонты.

Что футуризм – течение значительное и глубокое – не подлежит сомнению. Также несомненно его значительное внешнее влияние (в частности Маяковского) на форму пролетарской поэзии, в первые годы ее существования. Но так же несомненно, что футуризм не вынес тяжести поставленных перед ним задач и под ударами революции полностью развалился. То обстоятельство, что творчество нескольких футуристов – Маяковский, Асеев и Третьяков – в последние годы проникнуто революционной идеологией, говорит только о революционности этих отдельных поэтов: став певцами революции, эти поэты утратили свою футуристическую сущность в значительной степени, и футуризм в целом от этого не стал ближе к революции, как не стали революционными символизм и акмеизм оттого, что членами РКП и певцами революции стали Брюсов, Сергей Городецкий и Владимир Нарбут, или оттого, что почти каждый поэт-символист написал одно или несколько революционных стихотворений.

В основе, русский футуризм был течением чисто-поэтическим. В этом смысле он является логическим звеном в цепи тех течений поэзии XX века, которые во главу своей теории и поэтического творчества ставили чисто эстетические проблемы. В футуризме была сильна бунтарская Формально-революционная стихия, вызвавшая бурю негодования и «эпатировавшая буржуа». Но это «эпатирование» было явлением того же порядка, как и «эпатирование», которое вызывали в свое время декаденты. В самом «бунтарстве», в «эпатировании буржуа», в скандальных выкриках футуристов было больше эстетических эмоций, чем эмоций революционных».

Исходная точка технических исканий футуристов – динамика современной жизни, стремительный ее темп, стремление к максимальной экономии средств, «отвращение к кривой линии, к спирали, к турникету, Склонность к прямой линии. Отвращение к медленности, к мелочам, к многословным анализам и объяснениям. Любовь к быстроте, к сокращению, к резюмированию и к синтезу: «Скажите мне поскорее в двух словах!» Отсюда – разрушение общепринятого синтаксиса, введение «беспроволочного воображения», то есть «абсолютной свободы образов или аналогий, выражаемых освобожденными словами, без проводов синтаксиса и без всяких знаков «препинания», «конденсированные метафоры», «телеграфические образы», «движения в двух, трех, четырех и пяти темпах», уничтожение качественных прилагательных, употребление глаголов в неопределенном наклонении, опущение союзов и так далее – словом все, направленное к лаконичности и увеличению «быстроты стиля».

Основное устремление русского «кубо-футуризма» – реакция против «музыки стиха» символизма во имя самоценности слова, но слова не как оружия выажения определенной логической мысли, как это было у классических поэтов и у акмеистов, а слова, как такового, как самоцели. В соединении с признанием абсолютного индивидуализма поэта (футуристы придавали огромное значение даже почерку поэта и выпускали рукописные литографические книги и с признанием за словом роли «творца мифа»,— это устремление породило небывалое словотворчество, в конечном счете приведшее к теории «заумного языка». Примером служит нашумевшее стихотворение Крученных:

Дыр, бул, щыл,

убещур

скум

вы со бу,

р л эз.

Словотворчество было крупнейшим завоеванием русского футуризма, его центральным моментом. В противовес футуризму Маринетти, русский «кубо-футуризм» в лице наиболее ярких его представителей мало был связан с городом и современностью. В нем была очень сильна та же романтическая стихия.

Сказалась она и в милой, полудетской, нежной воркотне Елены Гуро, которой так мало идет «страшное» слово «кубо-футуристка», и в ранних вещах Н. Асеева, и в разухабистой волжской удали и звенящей солнечности В. Каменского, и мрачной «весне после смерти » Чурилина, но особенно сильно у В. Хлебникова. Хлебникова даже трудно поставить в связь с западным футуризмом. Он сам упорно заменял слово «футуризм» словом «будетляне». Подобно русским символистам, он (так же как Каменский, Чурилин и Божидар) вобрал в себя влияние предшествующей русской поэзии, но не мистической поэзии Тютчева и Вл. Соловьева, а поэзии «Слова о полку Игореве» и русского былинного эпоса. Даже события самой непосредственной, близкой современности – война и НЕП – находят свое отражение в творчестве Хлебникова не в футуристических стихотворениях, как в «1915г.» Асеева, а в романтически-стилизованных в древнерусском духе замечательной «Боевой» и «Эх, молодчики, купчики».

Одним «словотворчеством», однако, русский футуризм не ограничился. На ряду с течением, созданным Хлебниковым, в нем были и другие элементы. Более подходящие под понятие «футуризм», роднящие русский футуризм с его западным собратом.

Прежде чем говорить об этом течении, необходимо выделить в особую группу еще одну разновидность русского футуризма – «Эго-футуристов», выступавших в Петербурге несколько раньше московских «кубо-футуристов». Во главе этого течения стояли И. Северянин, В. Гнедов, И. Игнатьева К.Олимпов Г. Ивнов (в последствии акмеист) и будущий основатель «имажинзма» В. Шершеневич.

«Эго-футуризм» имел по существу очень мало общего с футуризмом. Это течение было какой-то смесью эпигонства раннего петербургского декаденства, доведения до безграничных пределов «песенности» и «музыкальности» стиха Бальмонта (как известно, Северянин не декламировал, а пел на «поэзоконцертах» свои стихи), какого-то салонно-парфюмерного эротизма, переходящего в легкий цинизм, и утверждения крайнего солипсизма – крайнего эгоцентризма («Эгоизм – индивидуализация, осознание, преклонение и восхваление «Я»… «Эго-футуризм – непрестанное устремление каждого эгоиста к достижению будущего в настоящем»). Это соединялось с заимствованным у Маринеттипрославленим современного города, электричества, железной дороги, аэропланов, фабрик, машин (у Северянина и особенно у Шершеневича). В «эго-футуризме таким образом, было все: и отзвуки современности, и новое, правда робкое, словотворчество («поэза», «окалошить», «бездарь», «олилиен» и так далее), и удачно найденные новые ритмы для передачи мерного колыханья автомобильных рессор(«Элегантная коляска» Северянина), и странное для футуриста преклонение перед салонными стихами М. Лохвицкой и К. Фофанова, но больше всего влюбленность в рестораны, будуары сомнительного роста, кафе-шантаны, ставшие для Северянина родной стихией. Кроме Игоря Северянина (вскоре, впрочем от эго-футуризма отказавшегося) это течение не дало ни одного сколько-нибудь яркого поэта.

Значительно ближе к Западу, чем футуризм Хлебникова и «эго-футуризм» Северянина, был уклон русского футуризма, обнаружившейся в творчестве Маяковского, последнего периода Асеева и Сергея Третьякова. Принимая в области техники свободную форму стиха, новый синтаксис и смелые ассонансы вместо строгих рифм Хлебникова, отдавая известную, порой значительную дань, словотворчеству эта группа поэтов дала в своем творчестве некоторые элементы подлинно-новой идеологии. В их творчестве отразилась динамика, огромный размах и титаническая мощь современного индустриального – города с его шумами, шумиками, шумищами, светящимися огнями заводов, уличной суматохой, ресторанами, толпами движущихся масс.

В последние годы Маяковский и некоторые другие футуристы освобождаются от истерики и надрыва. Маяковский пишет свои «приказы», в которых все - бодрость, сила, призывы к борьбе, доходящие до агрессивности. Это настроение выливается в 1923 году в декларации вновь организованной группы «Леф» («Левый фронт искусства»).

Не только идеологически, но и технически все творчество Маяковского (за исключением первых его лет), так же, как и последний период творчества Асеева и Третьякова, является уже выходом из футуризма, вступлением на пути своеобразного нео-реализма. Маяковский, начавший под несомненным влиянием Уитмэна, в последнем периоде вырабатывает совершенно особые приемы, создав своеобразный плакатно-гипперболический стиль, беспокойный, выкрикивающий короткий стих, неряшливые, «рваные строки», очень удачно найденные для передачи ритма и огромного размаха современного города, войны, движения многомиллионных революционных масс. Это большое достижение Маяковского, переросшего футуризм, и вполне естественно, что на пролетарскую поэзию первых лет ее существования, то есть именно того периода, когда пролетарские поэты фиксировали свое внимание на мотивах революционной борьбы, технические приемы Маяковского оказали значительное влияние.

Последней сколько-нибудь заметно нашумевшей школой в русской поэзии ХХ века был имажинизм. Это направление было создано в 1919 году (первая «Декларация» имажинизма датирована 30 января), следовательно, через два года после революции, но по всей идеологии это течение с революцией не имело.

Главой «имажинистов» стал Вадим Шершеневич – поэт, начавший с символизма, со стихов, подражающих Бальмонту, Кузмину и Блоку, в 1912 году выступавший, как один из вождей эго-футуризма и писавший «поэзы» в духе Северянина и только в послереволюционные годы создавший свою «имажинистскую» поэзию.

Так же, как и символизм и футуризм, имажинизм зародился на Западе и лишь оттуда был пересажен Шершеневичем на русскую почву. И так же, как символизм и футуризм, он значительно отличался от имажинизма западных поэтов.

Имажинизм явился реакцией, как против музыкальности поэзии символизма, так и против вещественности акмеизма и словотворчества футуризма. Он отверг всякое содержание и идеологию в поэзии, поставив во главу угла образ. Он гордился тем, что у него «нет философии» и «логики мыслей».

Свою апологию образа имажинисты ставили в связь так же с быстротой темпа современной жизни. По их мнению образ – самое ясное, лаконичное, наиболее соответствующее веку автомобилей, радиотелеграфа, аэропланов. «Что такое образ? – кратчайшее расстояние с наивысшей скоростью». Во имя «скорости» передачи художественных эмоций имажинисты, вслед за футуристами, – ломают синтаксис – выбрасывают эпитеты, определения, предлоги сказуемые, ставят глаголы в неопределенном направлении.

По существу, в приемах, так же как и в их «образности», не было ничего особенно нового. «Имажинизм», как один из приемов художественного творчества широко использовался не только футуризмом, но и символизмом (например, у Иннокентия Анненского: «Еще не властвует весна, но снежный кубок солнцем выпит» или у Маяковского: «Лысый фонарь сладострастно снимал с улицы черный чулок»). Новым было лишь упорство, с которым имажинисты выдвигали образ на первый план и сводили к нему все в поэзии – и содержание и форму.

Наряду с поэтами, связанными с определенными школами, русская поэзия ХХ века дала значительное число поэтов, не примыкающих к ним или примыкающих на некоторое время, но с ними не слившихся и пошедших в конечном счете своим путем.

Увлечение русского символизма прошлым – XVIII веком – и любовь к стилизации нашло свое отражение в творчестве М. Кузмина, увлечение романтическими 20 и 30 годами – в милой интимности и уютности самоваров и старинных уголков Бориса Садовского. То же увлечение «стилизацией» лежит в основе восточной поэзии Константина Липскерова, Мариэты Шагинян и в библейских сонетах Георгия Шенгели, в сафических строфах Софии Парнок и тонких стилизованных сонетах из цикла «Плеяды» Леонида Гроссмана.

Увлечение славянизмами и древнерусским песенным складом, тяга к «художественному фольклору» отмеченные выше, как характерный момент русского символизма, нашедший свое отражение в сектантских мотивах А. Добролюбова и Бальмонта, в лубках Сологуба и в частушках В. Брюсова, в древнеславянских стилизациях В. Иванова и во всем первом периоде творчества С. Городецкого, – наполняют собой поэзию Любовь Столицы, Марины Цветаевой и Пимена Карпова. Так же легко улавливается отзвук поэзии символистов в истерично-экспрессивных, нервных и неряшливо, но сильно сделанных строках Ильи Эренбурга – поэта, в первом периоде своего творчества так же состоявшего в рядах символистов.

Особое место в русской лирике ХХ века занимает поэзия И. Бунина. Начав с лирических стихотворений, написанных под влиянием Фета, являющихся единственными в своем роде образцами реалистического отображения русской деревни и небогатой помещичьей усадьбы, в позднейшем периоде своего творчества Бунин стал большим мастером стиха и создавал прекрасные по форме, классически четкие, но несколько холодные стихотворения, напоминающие, – как он сам характеризует свое творчество, – сонет, вырезанный на снеговой вершине стальным клинком. Близок к Бунину по сдержанности, четкости и некоторой холодности рано умерший В. Комаровский. Творчество этого поэта, первые выступления которого относятся к значительно позднему периоду – к 1912 году, носит на себе в известной части черты как и акмеизма. Так и начавшего играть приблизительно с 1910 года довольно заметную роль в поэзии классицизма или, как его принято называть «пушкинизма».

Около 1910 года, когда обнаружилось банкротство школы символистов, наступила, как это было отмечено выше, реакция против символизма. Выше были намечены две линии, по которым были направлены главные силы этой реакции – акмеизм и футуризм. Этим, однако протест против символизма не ограничился. Он нашел свое выражение в творчестве поэтов, не примыкающих ни к акмеизму, ни к футуризму, но выступивших своим творчеством в защиту ясности, простоты и прочности поэтического стиля.

Несмотря на противоречивые взгляды со стороны множества критиков, каждое из перечисленных течений дало немало превосходных стихотворений, которые навсегда останутся в сокровищнице русской поэзии и найдут своих почитателей среди последующих поколений.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. «Антология русской лирики первой четверти ХХ века».

И.С. Ежов, Е.И. Шамурин. « Амирус», 1991 год.

«Русская поэзия 19- начала 20 веков.»

П. Николаев, А. Овчаренко…

Издательство «Художественная литература», 1987 год.

«Энциклопедический словарь юного литературоведа».

Издательство «Педагогика», 1987 год.

«Методическое пособие по литературе для поступающих в вузы».

И.В. Великанова, Н.Е. Тропкина. Издательство «Учитель»